Вызвали представителя прокатной фирмы, исписали кучу бумаги — словом, Долли проторчал в участке полдня. За это время остальные совершенно извелись. Но закончилось все благополучно: местные менты отнеслись к потерпевшему с сочувствием, хотя помочь не обещали, а представитель фирмы повздыхал-повздыхал, поморщился, покривился да и развел руками — машина-то была застрахована, так что фирмачи на этом деле ничего не потеряли. А что страховая фирма что-то потеряла, так это ее проблемы — пусть ищут, благо далеко за угнанной тачкой ходить не надо, сама найдется, когда в карьере вода спадет…

Словом, с этим они разобрались — и от джипа избавились, и того парня, которого им пришлось пришить в доме Юрченко, списали на черномазых. И никто, что характерно, не удивился, никто ничего не заподозрил — крепко, наверное, их эти черные достали. Ну, да черные — они кого хочешь достанут. В России от них тоже спасу нет. Нет, вообще, если вдуматься, это же кошмар: мало того что негры, так в придачу еще и мусульмане! Бедные бельгийцы!

Но вот с тем парнем получалась какая-то чепуха. С одной стороны, конечно, нет человека — нет проблемы, но с другой… С другой стороны, откуда этот тип взялся, кто такой и зачем полез в драку — один на четверых, будто смерти искал. Да еще к тому же и русский… Может быть, Юрченко обзавелся личной охраной? Так ведь охране платить надо, а платить Денису Юрченко во все времена было нечем. Да и не любил он это дело — платить кому-то. А такому мордовороту, как тот, что налетел на Паштета с его братвой в пустом коттедже, попробуй только не заплатить! Свернет морду на затылок, и будешь на собственные пятки без зеркала глядеть.

Или дело вовсе не в Юрченко? Паштет поморщился, подумав о том, что засаду могла организовать его жена. А что? Он ведь знал, что она его не любит. Ну, благодарна, так ведь благодарность — штука утомительная. Тяжелое это дело — всю жизнь быть кому-то обязанным. Так и подмывает предпринять что-нибудь этакое, после чего благодарность твоя плавно перейдет в светлую память об усопшем. И это очень удачно, если имущество усопшего при этом так же плавно перетечет в твои руки… И ведь как все просто! Засылаешь миленка в Бельгию, подальше от дома, а там его уже ждет засада, и на тебе, пожалуйста, — готов усопший!

Засада… Странная какая-то засада. Один человек против четверых, без оружия, с дурацким фонариком — это, что ли, засада? Так, что ли, в наше время заказы выполняют? Странно… Тут что-то не срасталось; при любом раскладе, с какой стороны ни глянь, ситуация выглядела бредовой, и было непонятно, что делать дальше.

Паштет докурил, бросил окурок — не под ноги, а в урну, чтобы лишний раз не выделяться, — и вернулся в кафе. Лицо у него было мрачное, и Хохол, только раз на него глянув, сразу же спросил:

— Ну что? Она, конечно, не при делах?

Его тон Паштету очень не понравился. Он вперил в распухшую, вдоль и поперек исполосованную пластырем физиономию Хохла тяжелый, давящий взгляд и, выдержав долгую паузу, сказал:

— Да. Она не при делах.

Хохол спокойно выдержал его взгляд, усмехнулся и опустил глаза в тарелку.

— Что тут смешного? — агрессивно спросил Паштет. Чувствовал он себя довольно шатко и неуверенно и потому торопился укрепить свои позиции.