День тянулся, на удивление, долго, но так ничего и не произошло.

Казалось, ванриане просто выжидали, когда нежданные гости сами уберутся подобру‑поздорову. Траян с Арэл тоже не появлялись, и это тревожило Файрли.

Ночь прошла спокойно, затем вновь настал хмурый рассвет. На этот раз никто не спешил обрить щетину на своих лицах, никто не гляделся придирчиво в зеркало, поправляя воротник на комбинезоне. Всеми овладела апатия.

Де Витт забрался в кабину вездехода, чтобы связаться по рации с Томасоном. Мирхэд вместе с Файрли пошли прогуляться вдоль гряды.

– Боб, мы что, не собираемся убираться отсюда? – недовольно сказал водитель, кутаясь в теплый плащ. – Неужто будем ждать, пока у аборигенов иссякнет терпение? Однажды ночью они заявятся в лагерь и перережут всем нам глотки – в порядке первого контакта. Чего мы ждем?

Файрли пожал плечами.

– Спросите нашего славного полковника.

– Не буду я его ни о чем спрашивать! Гленн, похоже, совсем спятил.

Внезапно они услышали позади голос Де Витта. Командир собирал всех членов экспедиции, видимо, для какого‑то экстренного совещания. Вид у него был странный: на лице появилось похоронное выражение, но глаза светились от радости.

– Этой ночью мы вновь выставим часовых, – объявил он. – Первыми будут дежурить Хэджулин и Файрли, следующими Смит и Мирхэд, а затем Винстед и Рааб.

– И вы собрали нас ради этой замечательной новости, Гленн? – недовольно спросил Винстед. – Ладно, дежурство так дежурство… Только что мы будем Делать завтра?

– То же, что и сегодня, – ждать, – спокойно ответил Де Витт. – Мы пришли сюда за информацией о технических достижениях древних ванриан и не уйдем, пока не добудем ее.

Все молча смотрели на него, и тогда Де Витт добавил как бы между прочим:

– На корабле все нормально. Кроме одного… Час назад умер Кристенсен.

Он повернулся и зашагал в сторону леса; ему явно хотелось остаться одному.

Остальные стояли, оглушенные новостью. Файрли не выдержал и побежал вдоль гряды, не разбирая дороги. Он уже забыл, когда плакал последний раз, но сейчас слезы брызнули из его глаз. Он несколько раз падал, вновь вставал, размазывая по лицу грязь, и вновь бежал по гребню скользкого травянистого склона. Наконец он выдохся и, тяжело дыша, уселся на вросшем в землю валуне.

Внизу расстилался город‑лес, укутанный золотистым предвечерним туманом. Кое‑где в окнах домов зажглись первые огни, но не было слышно ни голосов, ни шума шагов. Только ветер раскачивал над головой раскидистые ветви, да мягко стучали по капюшону редкие капли холодного дождя.

«Вот и все, Крис, – думал Файрли. – Смерть все‑таки настигла тебя здесь, на Альтаире. Может быть, поэтому ты не очень хотел сюда лететь? Возраст невозможно обмануть, даже викинги когда‑то превращаются в стариков и у них останавливается сердце. И здесь уже ничего нельзя поделать»,

Файрли вспомнил, как Кристенсен однажды рассказывал ему о своем детстве.

Маленький городок в штате Миннесота, грязные, почти немощеные дороги, люди, с удивлением глядящие на первый самолет…

Бог мой, неужели Крис родился в те незапамятные времена? Сколько же всего произошло за его длинную жизнь… Первый самолет – и первый полет к звездам! А между этими событиями были атомные бомбы и электростанции, первые спутники, орбитальные станции, лунные модули… Время летело слишком быстро, человеческая психика не поспевала за ним. А затем была найдена пещера в Гассенди, и человечество сразу же шагнуло на сотни лет вперед. Но люди‑то остались почти теми же, какими некогда, как юный Кристенсен, раскрыв рот, глазели на первый самолет!

Прогресс, словно горный поток, нес человечество к неизведанным далям, и не было времени оглянуться и обдумать, что происходит.