— Ты уже знаешь? Мисако рассказала?

— Нет, я слышала ее разговор с мужем по телефону. Она объясняла, почему ей придется задержаться. Выходит, у тебя были планы относительно нее, о которых я ничего не знала? Что за служба?

Старик пожал плечами.

— Обязанности священника, сама понимаешь. Нужно совершить отпевание неопознанных останков, и я хочу, чтобы Мисако присутствовала.

Кэйко подозрительно прищурилась.

— Каких останков?

Похоже, старый лис что-то скрывает…

— Мы здесь для того, чтобы служить, а не распускать сплетни. Если бы в твоем саду откопали чьи-нибудь кости, вряд ли ты стала бы болтать о них на весь город. Слишком много любопытных.

— Не понимаю. Речь идет об убийстве?

— Вот видишь! — воскликнул настоятель, наставив палец на Кэйко. — Именно поэтому и не следует болтать. Родная дочь и то сразу начинает строить ненужные догадки.

— Ты говоришь о тех костях, что нашли в саду Симидзу в прошлом году? — не унималась Кэйко. — Та урна с прахом, которую ты держишь у себя?

— Выходит, ты и об этом знаешь?

— О твоих странностях много судачат.

— При чем тут странности? Я всего лишь проявляю уважение к останкам неизвестного человека, найденным в историческом месте. Кости кремированы, и теперь должно пройти отпевание. — Косматые брови старого священника сдвинулись, он подался вперед, грозя пальцем дочери. — Ты поднимаешь шум из-за ерунды. Это одна из самых неприятных черт человечества, особенно его женской половины. Вечно вы все преувеличиваете.

— А почему службу не провели при кремации? — тут же снова прищурилась Кэйко.

— Провели, — вздохнул он, — но скелет не был полным. В пруду остались еще кости.

До чего же похожа на мать! Пристанет, не отвяжешься.

Кэйко задумалась, прихлебывая чай. Ответы отца ее нисколько не удовлетворяли, тем более что дело касалось ее собственной дочери. У Мисако и без того достаточно неприятностей в Токио.

— Отец, скажи мне правду, ты для этого вызвал сюда Мисако?

Старик натянуто улыбнулся. Откашлявшись, он опустил взгляд на сложенные на коленях руки и стал излагать заранее подготовленное объяснение, чувствуя себя слегка виноватым. Впрочем, Кэйко сразу обратила внимание на его повышенный интерес к рукам.

— Профессор из университета Ниигаты, — начал он, — определил, что останки принадлежат молодой женщине, и я решил, что будет уместно, если в ритуале примет участие Мисако, она ведь тоже молодая.

Аргумент был слабее некуда. Кэйко подняла брови.

— В Сибате сколько угодно молодых людей. Хотя бы вот Конэн-сан, он моложе Мисако и притом священник. Чем он тебе не подошел?

— Я же сказал, останки принадлежат женщине.

Голос Кэйко был полон подозрения.

— Ты только поэтому попросил меня вызвать Мисако?

Старик понял, что загнан в угол. Он не чувствовал такого раздражения, даже когда ссорился с покойной женой по поводу домашних дел. Ничего не оставалось, как напомнить о своем высоком положении.

— Не слишком ли много вопросов? Я что, должен, управляя храмом, объяснять дочери каждый свой шаг? Допустим, Конэн-сан нужен мне для чего-нибудь еще, или я просто-напросто хочу поделиться с внучкой жизненным опытом, прежде чем умру! С какой стати я обязан отвечать на все твои идиотские вопросы, а?

Ни разу за долгие годы Кэйко не приходилось слышать, чтобы отец говорил таким резким тоном. Расстраивать его еще больше ей не хотелось. Она поклонилась и попросила прощения. В ответ грозный настоятель лишь небрежно махнул рукой, будто сметая невидимую паутину. На уста его вернулась легкая улыбка.