С мужем и свекровью Мисако, прежде чем они уехали, Кэйко имела серьезный разговор. Пригласила их к себе на чай и откровенно объяснила ситуацию:

— Моя дочь испытала глубокое потрясение, оказавшись свидетельницей смерти деда. Мы с доктором Итимурой серьезно беспокоимся за ее здоровье и надеемся, что вы о ней позаботитесь. Мисако ни в коем случае нельзя волноваться. Мы рассчитываем, что к церемонии сорока девяти дней она полностью поправится. С вашей помощью.

Тогда, в Ниигате, Хидео согласно кивал, однако в свете последующих событий исполнить просьбу Кэйко едва ли представлялось возможным. На повестке дня стоял развод, и старания матери, обильно расточавшей любезности невестке, только раздражали неверного мужа. Еще большую досаду вызывало поведение самой Мисако: в ответ на его попытки обострить отношения она лишь улыбалась, избегая любых споров.

К тому же все обстоятельства были против него. Как мог он заявить жене, по-прежнему оплакивавшей деда, что намерен поменять ее на восхитительно сексуальную беременную любовницу шестью годами моложе? В то же время Фумико продолжала его донимать, не желая дожидаться не то что сорок девять дней, а и сорок девять часов.

Говорить с матерью или дядей было еще страшнее. Мать точно его не поймет. Прожив худо-бедно с невесткой пять лет, оказаться лицом к лицу с новой? Выехать из родительского дома просто немыслимо. Нельзя нарушать долг перед матерью, да и денег не хватит, чтобы устроиться хоть сколько-нибудь удобно. Тем не менее решимость Хидео жениться на Фумико не ослабевала. Она лучше подходила ему во всех отношениях, а главное, могла родить сына, без которого он уже не представлял себе будущей жизни. В тридцать пять лет пора иметь нормальную семью.

Внезапное потепление отношений между матерью и Мисако было совершенно некстати. Вдобавок у них появились общие интересы: племянница матери, двоюродная сестра Хидео, собралась замуж, и женщины только и делали, что обсуждали приготовления к свадьбе. За завтраком вместо привычного разговора о том, почему он так поздно вернулся, шло беспрерывное перечисление нарядов, которые должна будет сменить невеста в ходе торжества.

— Сначала, перед выходом к гостям, — возбужденно верещала матушка Имаи, — она переоденется из белого свадебного платья в праздничное кимоно. Боже мой, ты бы видела пояс оби, который ей преподнесли родители! Тканный вручную в Киото, стоит целое состояние! Потом, после первого блюда, она выйдет и снова переоденется — в европейское вечернее платье, длинное, до пят!

— И еще, — подхватила Мисако, — я слышала, что к вечернему платью у нее в прическе будут настоящие орхидеи!

— Ну что за глупая болтовня! — сердито бросил Хидео, однако женщины в ответ лишь дружно захихикали.

Он с досадой швырнул на стол палочки для еды и вышел. В последнее время все его замечания вызывали лишь смех. Что делать? Такая горячая дружба между домашними в его планы никак не входила, наоборот, он рассчитывал, что привычные склоки послужат удобным фоном для решительного наступления. И вот теперь эта дурацкая свадьба, из-за которой в семье тишь да благодать!

Отношения между Мисако и старшей госпожой Имаи и в самом деле становились все более искренними и доверительными.

— Ну что ты всегда такая серьезная, — увещевала старушка невестку. — Живи веселее, ты слишком часто задумываешься. Займись чем-нибудь интересным, заведи увлечение. У женщины тоже должен быть собственный мир, не только у мужчины.

Нельзя сказать, чтобы Мисако не старалась. Она совсем перестала укорять Хидео за поздние возвращения и не жаловалась, даже если он вообще не приходил ночевать. Старалась уделять больше времени себе, заниматься физическими упражнениями. По средам ездила на поезде в Олимпийскую деревню, построенную для Игр 1964 года, и плавала в бассейне, проводя таким образом целых полдня вне дома.