Ты ж везунчик, етит твою мать!
– Я? – поразился Мокеев, принимая из рук Пряслова фужер. – Я – везунчик? Ну ты скажешь!
– Да, ты, – сурово посмотрел на него директор зоопарка. – С юных лет – блестящая дипломатическая карьера, годы жизни в Париже. Мы-то, всякое быдло советское, могли в то время только о Сочи мечтать. А ты не оценил милость судьбы, прокакал свой Париж из-за пристрастия к картам! Да от другого удача вообще бы навсегда отвернулась после этого. Но только не от тебя! Помыкался ты по московским кабинетам, да и опять за картишки уселся. И что? Полтора миллиона долларов за один присест – прямо как с неба на тебя свалились! Другой бы сразу и навсегда игру забросил, бизнесом занялся или, на худой конец, в тот же Париж умотал, жил бы там припеваючи. Сына бы в Сорбонну устроил. Тебе судьба такой шанс дала! А ты? Город свой родной, видишь ли, облагодетельствовать захотел, миллион с гаком на зоопарк пожертвовал… Вспомнил свое детство золотое. А на оставшиеся денежки игру продолжил. И судьба опять от тебя отвернулась, профукал все. И зоопарк, между прочим, в том числе – ведь власти городские только на твои пожертвования и рассчитывали. А что? «Мы в ответе за тех, кого приручили».
– Ты к чему все это говоришь? – Мокеев отставил коньяк, даже не пригубив.
– А к тому, что я тебе, везунчик ты наш и баловень судьбы, еще один шанс даю. Иди ко мне в игорный центр на должность замдиректора по оргвопросам. Оклад – какой хочешь. А зверей твоих я не обижу, клянусь. Всех пристрою в отличные места. Вот, смотри, из Берлинского зоопарка запрос пришел…
Пряслов стал рыться в бумагах, сваленных на письменном столе, но Мокеев уже поднялся, двинулся к двери.
– Я подумаю, Борис Ильич, – кинул он на прощанье, хотя про себя уже принял кое-какое решение…
Глава тридцать пятая
Алексей неторопливо, с какой-то болезненной тщательностью готовил все необходимое для инъекции. Сюда, на кухню, доносилась ритмичная мелодия, бьющая из колонок в гостиной, и подсознательно Алексей подстраивал свои размеренные движения под заданный музыкантами темп.
Он выкладывал на кухонном столе медицинские принадлежности, словно некую мозаику.
Или пасьянс.
Две ампулы. Пилочка. Резиновый жгут. Шприц. Кусочек ваты. Пузырек со спиртом.
«Я откладываю, я медлю, я боюсь, – отдавал себе отчет в своих действиях кардиолог. – Какого черта? Ведь решился уже. Давай, безвольный слизняк! Один раз – не страшно…»
До сих пор он ни разу не делал себе никаких внутривенных инъекций – просто не приключалось такой нужды. Но, конечно, дело не в этом. Уколоться он сможет вполне грамотно.
Просто Алексей до смертной тоски осознавал, что стоит на грани чего-то непоправимого.
Он резко провел пилочкой по узенькой горловине ампулы, отломил стеклянный колпачок.
Взял вторую. «Сразу четыре куба омнопона – не многовато ли? Нет, не многовато. Иначе не будет нужного эффекта. К тому же я здоров, как бык. Малая доза может привести к банальному засыпанию, я ж ночь не спал. А я должен добиться обратного эффекта: максимально активизировать подкорку».
Шприц медленно всосал прозрачную жидкость – звук был такой, словно в раковине пробило засор и вода жадно устремилась в горловину. Алексей намотал жгут на левую руку, стянул его до боли при помощи зубов. Заработал кулаком.
– Шикарные у тебя вены, старик, – подбадривал он сам себя, глядя, как на сгибе локтя вздувается фиолетовая жила. – Грех не попасть…
Поднял шприц, нажал на плунжер, выстрелив в воздух крошечной струйкой синтетического морфия. И невольно стал разглядывать сквозь округлый цилиндр шприца летний пейзаж, раскинувшийся за окном… Перед глазами плыла зелень берез, неясные очертания зданий…
Резкий телефонный звонок полоснул по нервам – аппарат стоял тут же, на кухонном столе. |