Вопрос лишь в том, насколько сильно.

Да и могло ли быть иначе? Когда Саймон вошел в комнату Джона Картрайта, ритуал уже близился к завершению.

– Нельзя этого делать, – сказал Саймон. – Ребята, остановитесь и просто подумайте.

– Почему нельзя? – с вызовом спросила Изабель. – Приведи хотя бы один довод. Убеди нас, Саймон.

Выступления ему никогда особо не удавались, и ей это было прекрасно известно.

Саймон вдруг почувствовал, что злится. Это его школа и его друзья. Изабель плевать на все, что здесь происходит. Может, и нет никакой давней истории, никакой скрытой боли. Может, Изабель именно такая, какой и кажется, не более того: вертихвостка, которую не волнует никто, кроме ее собственной драгоценной персоны.

Что-то в глубине души отчаянно восставало против этой мысли, но Саймон заставил этот голос заткнуться. Речь не о его взаимоотношениях-которых-нет с девушкой-которая-не-его-девушка. Нельзя допустить, чтобы все свелось только к этому.

– Вы же не просто идете против правил, – сказал он. Ну как прикажете объяснить то, что кажется совершенно очевидным? Все равно что убеждать кого-то, что один плюс один равно два. – И дело не только в том, что вас могут вышвырнуть из Академии или даже вызвать в Конклав. Это просто неправильно. Кто-нибудь может пострадать.

– Кто-то всегда страдает, – заметил Джордж, с унылым видом потирая локоть, который Жюли пару дней назад чуть не отхватила палашом.

– Потому что иначе невозможно научиться, – Саймон начинал сердиться. – Потому что это лучшее из всех возможных зол. Но то, что вы творите сейчас, – это просто никуда не годится! Неужели вы хотите стать такими? Сумеречными охотниками, которые играют с силами тьмы, полагая, что всегда могут с ними справиться? Вы что, фильмов не смотрели? Комиксов не читали? Все всегда так и начинается: с самого маленького искушения. Сначала ты только пробуешь зло на вкус, а потом – оп-па! – и твой световой меч становится красным. И вот ты уже дышишь через огромную черную маску и из чистой вредности отрезаешь руку собственному родному сыну.

Все уставились на него с недоумением.

– Ладно, проехали.

Забавно. Сумеречные охотники почти обо всем знали больше, чем простецы. О демонах, об оружии, о потоках силы и магии, которые поддерживают этот мир. Но они не понимали, что такое искушение. Не понимали, как легко это бывает: одно ужасное решение за другим, выбор за выбором, пока не скатишься в черную дыру ада уже безвозвратно. Dura lex – Закон суров. Настолько суров, что нефилимам приходится делать вид, будто в этом мире можно достичь совершенства. Эту мысль Саймон вынес из лекций Роберта о Круге. Если Сумеречный охотник начинает катиться под откос, остановиться он уже не может.

– Дело в том, что это патовая ситуация. Победивших не будет. Или ваш глупый бесенок выйдет из-под контроля и слопает парочку-другую учеников, или нет – и тогда в следующий раз вы решите, что можно вызвать демона и покрупнее. И он вас сожрет.

– А он дело говорит, – заметила Жюли.

– Надо же, а я думал, он вообще говорить не умеет, – восхитился Джон.