За это мы все тебя и любим. – Его улыбка угасла. – Кое-кто из наших начинает сомневаться. В нашем деле, во мне… – Нетерпеливым жестом он отмел возражения, уже готовые сорваться с губ Лайтвуда. – Не думай, я не жалуюсь. Легко хранить верность, когда все легко и хорошо. А вот когда становится тяжелее… – Валентин помотал головой. – Я не могу рассчитывать на всех, на кого мне хотелось бы рассчитывать. Но на тебя-то я могу положиться?
– Конечно, можешь.
– Тогда ты сохранишь в секрете все, что произошло сегодня ночью. Никому не проболтаешься. Даже Майклу.
Позже – слишком поздно – Роберту пришло в голову, что, скорее всего, подобный разговор был заготовлен у Валентина для каждого члена Круга. Тайны надежно связывают людей, а Валентин был не настолько глуп, чтобы этого не понимать.
– Он же мой парабатай, – заметил Роберт. – У меня нет от него секретов.
Брови Валентина взметнулись – высоко-высоко.
– Думаешь, у него от тебя тоже нет никаких тайн?
Лайтвуд вспомнил прошедшую ночь. Вспомнил, как Майкл изо всех сил старался не выболтать ему что-то важное. И это – только одна тайна. А кто знает, сколько их еще есть или будет?
– Ты знаешь Майкла лучше, чем кто-либо из нас, – сказал Моргенштерн. – И тем не менее, думаю, многое из того, что мне известно о нем, тебя бы сильно удивило…
Между ними повисла тишина. Роберт обдумывал услышанное.
Валентин не лгал и не хвастался. Если он сказал, что знает что-то о Майкле, значит, это правда.
Лайтвуда терзало искушение спросить.
Всего один вопрос.
Вопрос, ответ на который он одновременно и хотел знать, и не хотел.
– У каждого из нас найдется какой-то конфликт интересов, – между тем заявил Валентин, спасая Роберта от искушения. – Конклав хотел бы как-то изменить ситуацию, сделать ее более простой, но… Но это только лишний раз подтверждает, насколько они ограниченны. Я люблю Люциана, моего парабатая. Я люблю Джослин. Но если эти две привязанности когда-нибудь войдут друг с другом в противоречие…
Ему не надо было даже договаривать. Роберт и так понимал: Моргенштерн так любит своего парабатая, что в случае чего уйдет с дороги, не станет ему мешать. Но и Люциан так любит Валентина, что никогда не встанет у него на пути.
Возможно, некоторые тайны должны оставаться тайнами.
Он протянул Валентину руку.
– Даю слово. Клянусь. Майкл никогда не узнает, что произошло сегодня ночью.
Едва слова сорвались с языка, Роберт с запозданием подумал: а не совершает ли он ошибку? Но обратного пути уже не было.
– Твоя тайна мне тоже известна, Роберт, – как бы между прочим заметил Моргенштерн.
Слова эти прозвучали как эхо самых первых слов, сказанных им Лайтвуду, и в них Роберту чудилась усмешка.
– Кажется, мы с этим разобрались, – напомнил он.
– Ты трус, – заявил Валентин.
Роберт вздрогнул.
– Как ты можешь так говорить после всего, через что мы прошли? Ты же знаешь, я никогда не стану уклоняться от сражения или…
Валентин помотал головой, и он умолк. |