– Не сомневаюсь. Боли и страданий здесь хватает с избытком.
Язон ничего не ответил.
– Извини. Весна вот‑вот наступит, а отец лишился руки, и пусть ты даже помогаешь ему в кузне, все стало не так, как раньше. Теперь забота о доме свалилась мне на плечи, а я не хочу этого. И знаешь, это ведь ты виноват. Будь на свете какая‑то справедливость, ты бы остался и принял эту ношу на себя.
– Ты несколько ошибаешься, – возразил Язон. – Когда отец начинает сдавать, главой семьи становится сын, то же самое касается матерей и дочерей. Вот что естественно. Вот что справедливо. Раньше с вами обходились очень милосердно. Вы пальцем не пошевелили, чтобы заслужить это, поэтому не жалуйтесь теперь, что вы лишились расположения богов.
Лэрд отвернулся от него и направился дальше. Остальную работу они выполняли в полном молчании.
Вернувшись домой, они обнаружили, что отец сидит в огромном жестяном чане и принимает ванну. Лэрд сразу заметил сердитый взгляд, которым встретил его отец. И не мог понять причины его злости – с самого раннего детства Лэрд не раз видел отца голым. Мать лила в чан горячую воду, а отец всегда сердито орал: «Ты что, яйца мне хочешь сварить?» Заворочавшись в чане, отец принялся неловко прятать оставшийся от руки обрубок. Лэрд понял, что он, наверное, специально дожидался, когда Лэрд уйдет метить изгороди, чтобы принять ванну, но с помощью Язона мальчик справился быстрее обычного.
– Прошу прощения, – промолвил Лэрд, но из комнаты не ушел.
Если ему все время придется прятаться по углам, когда отец принимает ванну, то вскоре он вообще будет бояться заходить в дом, а отец станет мыться раз в год, не больше. Вместо этого Лэрд зашел на кухню, откопал там корку сухого хлеба и опустил ее в кашу, кипящую на огне.
Мать шутливо ударила его по руке.
– Когда ж ты бросишь свою привычку лазить в котел, когда каша еще не готова?
– И так вкусно, – прогудел Лэрд с набитым ртом. Отец тысячу раз лазил в котел подобным образом, и Лэрд знал, что мать ругаться не будет. Зато на него напустился отец.
– Кончай покусовничать, Лэрд, – пробурчал он.
– Хорошо, папа. – Лэрд не стал возражать. Что зря спорить? Он и дальше будет продолжать так делать, и отец скоро привыкнет к этому.
Отец поднялся из чана, с него ручьем лила вода. Тут же к нему подскочила игравшая неподалеку Сала и начала разглядывать культю.
– А где пальцы? – спросила Сала.
Отец смущенно прикрыл обрубок ладонью другой руки. Зрелище было грустным и смешным одновременно – он даже не пытался прикрыть свой срам, зато упорно прятал то, чего даже не было.
– Ну‑ка, цыц, Сала, – накинулась на нее мать.
– Но ведь должны появиться пальцы, – настаивала Сара. – Весна же наступила.
– Этот обрубок не даст новой поросли, – сказал отец.
Теперь, когда потрясение немножко отпустило, он ухватил правой рукой плотное шерстяное полотенце и начал вытираться. Мать обошла его и стала вытирать ему спину.
– Все, беги играй, Сала. Иди же, – толкнув девочку, приказала она.
Сала внезапно разрыдалась.
– В чем дело? Я ж тебя только слегка подтолкнула.
– Почему ты не сделала этого?! – заливалась слезами Сала. – Где его рука?!
И когда из‑за лестницы появилась Юстиция, все сразу поняли, к кому она обращалась.
– Ты же можешь! – подбежала к ней Сала. – Я же знаю, что можешь! Ты сказала, что любишь меня! Сказала, что любишь!
Юстиция стояла на месте и молча смотрела на отца, прикрывшегося полотенцем. Наконец, яростно швырнув полотенце в руки матери, он вылез из бака и угрожающе направился к Юстиции. |