Он отлично знал этот фургон. Он видел его в первый день приезда цыган на общественном лугу Фэрвью.
— И оттуда кто-то вышел, — продолжал Эндерс. — Только тень, тлеющий кончик сигареты… но я знал, кто это был, — он указал пальцем на фото старика с головой, повязанной платком. — Он. Ваш знакомый.
— Вы уверены?
— Он глубоко затянулся, и я увидел… это. — Эндерс указал на то, что осталось от носа Лемке, но не коснулся глянцевой поверхности, словно прикосновение могло грозить заражением.
— Вы говорили с ним?
— Нет, — сказал Эндерс. — Но он говорил со мной. Я стоял в темноте. Клянусь господом, он даже не глядел в мою сторону, просто сказал: «Скучаешь по своей жене Флеш, а? Ничего, скоро ты будешь рядом с ней». А потом выбросил окурок и пошел к костру. Я увидел, как блеснула серьга в его ухе в свете костра, и это — все, — он вытер капельки воды с подбородка и взглянул на Вилли. — Меня прозвали Флешем, когда я работал на пирсе в 50-х, мой друг. С тех пор никто не звал меня этим именем. Я стоял в темноте, но он увидел меня и назвал старым именем… цыгане сказали бы, тайным именем, так мне кажется. Стоит серьезно поразмыслить, когда цыгане знают твое секретное имя.
— Думаете? — спросил Вилли, обращаясь скорее к себе самому.
Снова подошел Тимми-бармен. В этот раз он заговорил с Вилли почти сердечно… как будто Лона Эндерса рядом и вовсе не было:
— Он заработал свою десятку, приятель? Оставьте его в покое. Он нездоров, а беседа с вами, похоже, здоровья ему не прибавляет.
— Я в порядке, Тимми, — сказал ему Эндерс.
Томми не посмотрел на него, он продолжал смотреть на Вилли.
— Я хочу, чтобы вы шли своей дорогой, — сказал он Вилли тем же рассудительным, почти добродушным тоном. — Мне не нравится ваш вид. Вы напоминаете мне дурное происшествие, которое ищет, где бы ему приключиться. Ваше пиво бесплатно. Только уходите.
Вилли посмотрел на бармена испуганно и несколько приниженно.
— Ладно, — сказал он. — Всего один вопрос, и меня здесь нет. — Он повернулся к Эндерсу. — Куда они направились?
— Я не знаю, — сразу ответил тот. — Цыгане не оставляют адресов, мой друг.
Плечи Вилли поникли.
— Но я уже был на ногах, когда они отъезжали на следующее утро. Я теперь совсем дерьмово сплю, а большинство их машин к тому же не позаботилось о глушителях. Я видел, как они выехали на 27 магистраль и повернули к северу. Моя отгадка будет… Рокленд, — старик глубоко вздохнул, и Вилли озабоченно склонился к нему. — Рокленд или Бутбэй Харбор. Да. И это все, что я знаю, мой друг, не говоря о том, что, когда старик назвал меня Флешем, когда он назвал меня моим тайным именем, я описался, замочив штанину и левую теннисную туфлю, — и Лон Эндерс неожиданно заплакал.
— Мистер, вы что, не уходите? — спросил Тимми.
— Уже иду, — вздохнул Вилли и пошел, задержавшись только на миг, коснувшись хрупкого, почти воздушного плеча старика.
Солнце ударило словно молот. Наступил полдень, солнце перекатило в западную часть неба, и когда Вилли поглядел налево, он увидел собственную тень, костлявую, как детский рисунок человечка, нарисованный на горячем белом песке.
Вилли набрал код: 203.
«Стоит серьезно призадуматься, если цыгане знают твое тайное имя».
Он набрал: 555.
«Мне не нравится ваш вид. Я хочу, чтобы вы пошли своей дорогой».
Он набрал: 923. Услышал, как зазвонил телефон дома, в Жирном Городе. |