Вилли подумал, не сердечная ли аритмия?

«Я никогда не снимаю его, белый человек из города», — сказал Лемке, и неожиданно Вилли перенесся в другое место, а стук все продолжался и продолжатся.

Вилли дико оглядел комнату мотеля, сперва подумав, что это — очередная декорация нового сна.

— Вильям, — звал кто-то из-за двери. — Ты там? Открой, иначе я высажу дверь. Вильям! Вильям!

«Хорошо», — попробовал сказать Вилли, но ни одного звука не вылетело из его рта. Его губы засохли, склеились между собой. Тем не менее, он испытывал чувство огромного облегчения. Это был Джинелли.

— Вильям? Виль… О-о, бл…ь, — последнее слово было сказано чуть тише, тоном, каким обычно говорят сами с собой, потом последовал глухой удар, когда Джинелли приналег плечом на дверь.

Вилли привстал и тут же все у него перед глазами закружилось. Он открыл было рот, губы его раздвинулись с тихим потрескиванием, которое он скорее почувствовал, чем услышал.

— Все в порядке, — едва выговорил он. — Все в порядке, Ричард. Я здесь. Я уже проснулся, — дрожа, он подошел к двери и открыл.

— Боже, Вильям, я уже думал что ты…

Джинелли замер и уставился на него. Карие глаза итальянца округлились, а Вилли подумал: «Сейчас он убежит. Нельзя так смотреть на кого-то или что-то, а потом не убежать, но убежать, только когда спадет оцепенение».

Потом Джинелли поцеловал свой большой палец правой руки, перекрестился и спросил:

— Ты собираешься впустить меня, Вилли?

Джинелли привез с собой гораздо лучшее лекарство, чем Фандер. Он достал бутылку из своего портфеля телячьей кожи и налил две солидные порции. Потом притронулся краешком своего пластмассового стаканчика к стакану Вилли.

— За лучшие дни, — сказал он. — Каков тост?

— Просто великолепно, — ответил Вилли, опрокинув в себя содержимое одним глотком. После того, как взрыв в желудке угас, превратившись в простой пожар, Вилли извинился и прошел в туалет. Он не хотел, чтобы Джинелли увидел его слезы.

— Что он с тобой сделал? — спросил Джинелли. — Отравил?

Вилли засмеялся. Это был первый настоящий смех за долгое время. Сидя в кресле, он смеялся до тех пор, пока еще больше слез не потекло по его щекам.

— Ты мне нравишься, Ричард. Я люблю тебя, — произнес он, когда его смех превратился в хихиканье. — Все вокруг, включая мою жену, уверены, что я свихнулся. В прошлый раз, когда ты меня видел, я на сорок фунтов превышал оптимальный вес, а теперь я выгляжу так, словно претендую на роль Страшилы в постановке «Волшебника страны Оз». Первое, что пришло тебе в голову: «Отравил».

Джинелли отмахнулся от его полуистерического смеха и комплимента. Вилли подумал: «Ай да Майк! Как схожи наши мысли. Когда дело доходит до мести и контрмести, мы теряем чувство юмора».

— Ну и что же? Действительно отравил?

— Думаю, что да. Некоторым образом, отравил.

— Сколько ты сбросил, Вильям?

Глаза Вилли метнулись к зеркалу в противоположном углу комнаты. Он вспомнил, как читал в романе Дж. МакДональда как будто каждый современный номер в отеле в Америке кажется заполненным зеркалами, хотя пользуются этими номерами, в основном, грузные бизнесмены, которые ни в малейшей степени не заинтересованы в созерцании себя в голом состоянии.