- Вы не оригинальны. Он и построен так, чтобы напоминать корабль.
- Так почему он должен напоминать мне что-то иное?
- Кое-кто видит в нем окаменевший порыв. Извечный порыв человека
подняться над собой.
- Может, и так. Я не очень в этом разбираюсь. Во всяком случае,
сооружено крепко. Если он столько выстоял...
- Да, словно огромный зуб, что прогнил с течением времени и его
непрестанно укрепляют - пломбируют. Непрестанно! И в этом также порыв,
только напрасный, ибо невозможно избежать разрушительной силы времени. -
Он на минуту умолкает, потом продолжает дальше, будто говоря сам себе: -
Все гниет, распадается, превращается в пепел и пыль...
- А вы нисколько не изменились, - замечаю я. - Ваши размышления, как
и когда-то, напоминают мне надгробную речь, что началась когда-то давно и
продолжается безгранично долго.
- Зато вы совершенно безразличны к раздумьям, - бурчит Сеймур. - Вам
все понятно. Вы человек благородных чувств. А благородные чувства
предназначены для благородных призывов - отечество, класс и тому подобное.
- Вы возвращаетесь к очень давнему разговору, - говорю я, зевая. -
Собственно, что вас больше раздражает: то, что я чему-то предан, или то,
что вам самому не за что ухватиться?
- Меня раздражает ваша наивная вера, будто правда на вашей стороне, -
спокойно отвечает американец.
- Разве я виноват, если правда действительно на нашей стороне?
- Вы как дети, - снисходительно ворчит Сеймур. - Хорошо, допустим,
что правда на вашей стороне. Только какая польза от этого, если вместе с
нами, грешниками, погибнете и вы, праведники, а после нас уже не останется
никого, чтоб рассудить - кто был прав, а кто - нет?
- Снова надгробная речь, - говорю я.
- Мы с вами словно те два козла, что стоят один против другого на
узеньком мостике, столкнувшись лбами. Каждый нажимает, чтоб сбросить
другого в бездну, не думая, что, если до этого дойдет, пропасть поглотит
их обоих.
- Не обязательно обоих.
- Вот, вот: "Не обязательно обоих", - повторяет американец, подходя к
столу, чтоб загасить окурок. - Ваша логика такая же, как у того козла. Вы
не позволяете допустить даже как гипотезу разумную мысль о том, что
следует хоть немного отступить и дать возможность пройти другому, чтоб он
освободил вам дорогу.
- Отступите вы.
- Так, так, козлиная логика.
- А почему не логика истории?
Сеймур сидит напротив меня, я плохо вижу его лицо, зато чувствую, что
он заслонил от меня вентилятор.
- В отличие от ваших козлов, - говорю я, - мы с вами каждый раз
расходимся. Хочу лишь напомнить, что мы не исключаем разумного компромисса
и не раз это доказывали.
- О, "разумный компромисс"! Делаешь вид, будто делаешь шаг назад,
чтоб занять более удобную позицию. |