– Пертелота?

– Это точно она. Я их всех по голосу узнаю. У каждой свой характер.

– Но откуда вы взяли такое имя?

Гоуэр ответил не сразу:

– Остаточный эффект от образования. Я частенько сидел на этой террасе и давал всему вокруг названия из английской литературы. Все равно тут больше нечем заняться. Шантиклэром и Пертелотой звали петуха и курицу из «Кентерберийских рассказов» Чосера. Пертелота была любимицей моего петуха, но потом он пропал. Наверное, его енот съел. Остальным курам я тоже дал имена. Курятник – это Кентербери. А это старое голое дерево – Чайльд Роланд из поэмы Байрона: по-моему, оно похоже на рыцаря, которого жизнь не баловала. А пространство от дороги до ограды – Бесплодная земля. – Гоуэр сделал паузу. – Чтобы догадаться, почему я его так назвал, поэму Элиота читать не обязательно.

Кори с удивлением слушала его пространную речь. Мозги у Джесси Гоуэра явно работали. Внезапно ей захотелось спросить про его роман, но в прошлый раз эта тема оказалась болезненной. Вместо этого Кори махнула рукой на запертый сарай для инструментов, окна которого были заколочены старыми досками:

– А сарай как называется?

– Никак, – резко ответил Гоуэр.

Он сразу замолчал, и Кори почувствовала, что случайно сказала что-то не то. Она решила сменить тему:

– Карманные часы, о которых вы говорили… Можете рассказать о них подробнее?

– Это был золотой хронограф с обратным ходом.

– Что это значит?

– В хорологии, то есть в часовом деле, есть такое понятие, как усложнение – дополнительная функция, то, что умеют делать часы, кроме того, что показывают часы и минуты. Хронографы, кроме всего прочего, умеют очень точно отсчитывать секунды. У хронографа с обратным ходом секундная стрелка автоматически возвращается в первоначальное положение без дополнительного нажатия на кнопку.

– Хорология? Звучит как название венерической болезни.

Джесси улыбнулся в первый раз за все время:

– Как я уже говорил, отец разбирался в часовых механизмах и умел их чинить. Обычно ему попадались только старые «таймексы». Но однажды ему представилась возможность поработать со старинными «Патек Филипп»: их нужно было почистить и отрегулировать. Помню, отец показывал мне механизм. Внутри часов скрывался целый маленький мир: рычажки, пружинки, винтики, даже драгоценные камни. Я впервые видел, чтобы отец пришел в такой восторг. Это был первый и единственный раз, когда он работал с часами из так называемой святой троицы.

– Как вы сказали?

– На жаргоне часовщиков это три старейших и величайших швейцарских производителя часов. «Патек Филипп», «Вашерон Константин» и «Одемар Пиге». Каждые такие часы состоят из сотни деталей, они очень тщательно изготовлены. Механизмы скрыты от глаз, но каждый работает беззвучно и в идеальной гармонии.

Стоило Джесси заговорить на эту тему, и его глаза заблестели.

– А как же «ролексы»? – спросила Кори. – Я думала, их считают лучшими часами.

– Они выпустили несколько легендарных моделей. Но в общем и целом «ролекс» – просто часы. При их изготовлении нет места фанатичному вниманию к деталям, к тому же «ролексы» лишены вечных календарей и…

Джесси вдруг осекся, заметив, какими глазами смотрит на него Кори.

– Продолжайте, – попросила она.

Гоуэр пожал плечами:

– Какой толк от моих рассуждений? Мне такие часы все равно не по карману. Даже если бы я продал… – Он снова оборвал себя.