Кори тоже надолго замолчала. Этот человек слишком много времени провел наедине со своими мыслями. Он не привык с кем-то ими делиться.

– Вы упомянули, что ваш прадед дорожил только двумя вещами, – небрежным тоном заговорила Кори. – И какая же вторая?

Некоторое время Гоуэр молча смотрел на нее, – похоже, подозрительность в нем боролась с жаждой общения.

– Старый рисунок, – наконец ответил он.

– Почему он был ему так дорог?

– Кто знает? Этот рисунок тоже передавали из поколения в поколение, будто священную книгу. Мама всю жизнь носила одну камею, даже несмотря на то, что она оказалась подделкой. Люди привязываются к вещам. – Гоуэр помедлил. – Да и вообще, тот рисунок давно пропал.

Кори почувствовала, как он снова облачается в броню. В то же время ее мозг работал, собирая воедино факты, о которых только что рассказал Гоуэр. «Даже несмотря на то, что она оказалась подделкой»…

Кори огляделась по сторонам, и ее взгляд остановился на сарае для инструментов. Когда она обратила на него внимание в первый раз, Гоуэр отреагировал почти агрессивно. Да и висячий замок на сарае казался подозрительно новым по сравнению со всем остальным на этом ранчо.

– Нельзя ли мне заглянуть внутрь вашего сарая для инструментов?

– Зачем? – спросил Гоуэр, повысив голос. – Вы уже во второй раз про него заговариваете.

– Он необычно выглядит. Я просто подумала…

– Вы просто подумали. Подумали, что можете явиться сюда, дразнить меня туманными обещаниями насчет креста, а потом снова устроить допрос? Что, по-вашему, там находится? Лаборатория по изготовлению метамфетамина?

– Нет, я всего лишь…

– Вся эта чушь про то, что мы родственные души, про Канзас… Вы даже притворились, будто интересуетесь часами! А сами просто хотите развязать мне язык! Вы, чертовы копы, все одинаковые! – Он вскочил на ноги, в глазах блеснули слезы. – А я-то, дурак, почти клюнул! Убирайтесь! Проваливайте, и чтобы больше я вас здесь не видел!

Кори поняла, что разговаривать с ним бесполезно. Гоуэр впал во внезапную, иррациональную ярость типа биполярного расстройства. Кори уже приходилось иметь дело с подобными проявлениями, и был только один способ отреагировать. И вот, пока Гоуэр продолжал кричать, она встала, спустилась по ступенькам и быстро пошла обратно к своей машине.

34

Нора присела на корточки и обвела взглядом результат своих трудов – раскопанную стоянку Гоуэра в Хай-Лонсаме. Она обследовала шесть квадратных метров и обнаружила все самое важное: кострище, мусор, сгнившую палатку и повергающее в трепет количество пустых бутылок из-под виски «Рич энд Рэар». День выдался странный и неприятный: стена облаков скрыла солнце, сильные порывы ветра гоняли по развалинам перекати-поле, покрывая все вокруг тонким слоем пыли, попадавшей в глаза и застревавшей в волосах.

Однако раскопки прошли чудесно. Работа продвигалась гораздо быстрее, чем рассчитывала Нора, и ее это радовало. Хотя Вайнграу без возражений дала Норе дополнительный день, на этот раз у президента института поубавилось энтузиазма относительно сотрудничества доктора Келли с ФБР. Адельски отлично поработал на раскопках в Цанкави, однако без Норы он, разумеется, немного отстал от графика. А еще Нору беспокоило то, сколько времени и внимания в институте уделяют Коннору Дигби: он временно взял на себя некоторые ее административные обязанности и, похоже, неплохо с ними справлялся.

Нора постаралась выбросить эти мысли из головы. Она проработала в институте десять лет, а Дигби – всего несколько недель. Он на пять лет моложе ее, а его список научных публикаций пусть и смотрится весьма достойно, однако не сравнится с ее списком.