Развёл перевозчик костерок, рыбу почистил, выпотрошил. Только намерился уху варить — глядь, тем берегом кто-то намётом скачет. У самой переправы рухнул конь, седок через голову лошади перелетел. К воде подбежал, заорал, будто режут:

   — Пе-че-не-ги-и!

Прокша мигом в чёлн, налёг на вёсла, а мужик уже навстречу бредёт, кричит:

   — Поднимай люд, на Гору беги! Орда правым берегом прёт несметная, всё по пути зорит!..

Ударили в било по всему Киеву, тревожно затрубили рожки, всколыхнулся народ. Под защиту крепостных стен торопился люд с Подола. Княгиня Ольга из Предславина в Киев перебралась.

Воевода Ратибор с князем Игорем принялись готовиться к обороне: время подпирало, — старостам уличанским велели костры разжечь, смолу в чанах варить, воду кипятить. Гридни и народ на стены взошли, в башнях и у стрельниц места заняли, высматривают, откуда печенеги появятся. Ни Ратибор, ни Игорь не решились дать им бой на подходе к Киеву: лазутчики доносили, многочисленная орда у хана Сурбея, и ещё неизвестно, один идёт либо с ханом Мурзаем...

А Сурбей пришёл на Русь один. Он рассчитывал жить с Мурзаем по-братски, для того и в метель к нему поехал. Однако Мурзай отказался, и теперь Сурбей сам возьмёт Киев, и всё богатство этого города у него в улусе останется...

Всю ночь киевляне не сомкнули глаз, а к утру точно саранча застлала поле: у города встала орда.

Едва показались башни и городские постройки, как печенеги подняли крик. С гиканьем и свистом носились всадники в малахаях и халатах, а поверх панцири кожаные с железными наклёпками. Печенеги потрясали копьями, размахивали, факелами. Скрипели высокие двухколёсные телеги, одна за другой ехали войлочные кибитки.

А на перевозе через Днепр с левого берега начал переправу ещё один тумен. На плотах из буйволиных шкур, на лодках, с криками и воплями плыли печенеги. Их сносило течением, но они выбирались на правый берег, располагались табором, и вскоре вся многочисленная орда полезла на приступ. Прикрываясь щитами из буйволиной кожи, к самим стенам подобрались. Глухо застучал в кованые ворота таран. С башен и стен полетели в печенегов стрелы, лили кипяток и вар. Откатились печенеги, бросая убитых.

На второй и третий день вязали лестницы и повторили приступ. Местами печенегам удалось взобраться на стены. Зазвенела сталь, крики и брань повисли над Киевом. Печенегов сбрасывали со стен. Ров заполнили убитые и раненые.

С утра и допоздна граяли стаи воронья над трупами. Вороны были вечными спутниками кровавых сражений и битвы чуяли загодя. Сытые, отяжелевшие птицы нисколько не боялись людей.

Удивившись упорству русов, Сурбей сказал тысячникам:

— Мы не будем задерживаться. Наши телеги и без того загружены, женщины в вежах останутся довольны, а мы узнали дорогу на Уруссию.

Печенеги разграбили и пожгли Подол, угнали в полон тех, кому не удалось скрыться, и на четвёртый день убрались в низовья Днепра.

— Что русы, таксиархий Зиновий? — спросил стратег Иоанн, обходя место предстоящего сражения.

Он был доволен: с одной стороны горы переходили в пологое угорье, поросшее мелколесьем, с другой стороны — море. А от гряды гор к югу начиналась зелёная долина. Она тянулась к Адрианополю и Константинополю.

Иоанн думал, что, если русам удастся прорваться в долину, тогда их уже никак нельзя будет остановить и они пойдут на царственный город. Но этого не случится, потому что его турмы заняли выгодное положение.

   — Лазутчики доносят: скифы вытягиваются из щели и скапливаются для рывка, — ответил Зиновий.

   — Этот рывок для скифских воевод будет и последним, — хмыкнул патрикий, поглаживая шелковистую бороду, тронутую сединой.