Удар получился, по-видимому, сильнее, чем полагал Стивен, потому что во второй половине дня рука у него заметно распухла. Он возвратился в дом Азеров раньше обычного и поднялся наверх, в ванную. Подержав руку в холодной воде, он плотно обмотал костяшки пальцев носовым платком.

Стивену казалось, что в его пребывании на бульваре дю Канж, да и в жизни вообще, если заглянуть подальше, назревает кризис, грозящий вырваться из-под контроля. Возможно, ему следовало выполнить просьбу работодателя. Он мог за неделю управиться со здешними делами и вернуться в Лондон, зная, что не совершил ничего постыдного ни с точки зрения компании, в которой работал, ни с точки зрения своего опекуна мистера Вогана, потратившего на него столько сил. Первым делом, решил Стивен, следует ему написать.

Чувствуя себя несчастным, он извлек из стола лист бумаги и начал набрасывать письмо.

Дорогой мистер Воган!

Не впервые запаздываю я с письмом к Вам, однако на сей раз постараюсь искупить вину, подробно описав, что со мной происходит.

Он остановился. Нужно было найти достойные слова для владевших им неистового желания и смятения.

Мне кажется, я полюбил женщину, и она, я уверен, отвечает мне взаимностью, хотя между нами не было сказано ни слова. Отчего я питаю такую уверенность? Не говорит ли во мне юношеское тщеславие? Я желал бы ошибиться. Но я настолько убежден в своей правоте, что не вижу нужды задаваться подобными вопросами. И убежденность моя не доставляет мне радости.

Стивен остановился снова — он уже зашел так далеко, что об отправке этого письма, конечно, и речи идти не могло. Однако следом он написал еще несколько строк — для самого себя, желая разобраться в своих чувствах.

Мною правит сила столь великая, что противиться ей бесполезно. Я верю, что сила эта наделена собственным смыслом и моралью, пусть даже постичь то и другое мне не удастся за всю свою жизнь.

Стивен разорвал лист в мелкие клочки и отправил их в мусорную корзину.

Он снял носовой платок с руки и в ожидании ужина, беседуя в гостиной с месье и мадам Азер, держал ее за спиной. Месье был слишком озабочен происходившим на фабрике, чтобы приглядываться к руке гостя, а мадам если и позволяла себе обращать взгляд на Стивена, то ограничивалась его лицом.

— Насколько я знаю, там прозвучали некие замечания касательно вашего пребывания у нас, — сказал Азер.

— Да. Не уверен, что мне следовало присутствовать на собрании. Возможно, лучше, если я не буду появляться на фабрике день-другой.

В гостиную вошла из парка Лизетта.

— Хорошая мысль, — согласился Азер. — Дайте им время поостыть. Не думаю, что возникнут какие-то сложности, однако вам лучше затаиться, пока все не уляжется. Я попрошу кого-нибудь из моих конторских служащих доставить вам сюда нужные документы. Есть много способов быть полезным.

— Послушайте! — воскликнула Лизетта. — Что у вас рукой?

— Мне показывали утром, как работает прядильная машина, и рука случайно попала в нее.

— Она вся распухла и покраснела.

Мадам Азер тихо вскрикнула, когда Лизетта, приблизившись к Стивену, продемонстрировала всем его руку. Ему почудилось, что он увидел в ее лице проблеск живого участия, однако к ней быстро вернулось обычное выражение спокойной отрешенности.

— Кушать подано, — возгласила от двери Маргерит.

— Спасибо, — отозвалась мадам Азер. — Будьте добры, Маргерит, перевяжите после ужина руку месье Рейсфорда.

И первой направилась в столовую.

Когда назавтра Азер ушел на фабрику, Стивен остался дома, точно освобожденный от школьных занятий заболевший ребенок. Посыльный принес ему с фабрики какие-то документы, и Стивен сложил их на столике в гостиной, а сам устроился с книгой в углу, возле выходившей в парк двери.