|
Жильцы сменялись примерно раз в год: виолончелист, только что нанятый преподавать в Институте музыки; разведенка за сорок; молодожены едва-едва из Кливлендского университета. Все они заслуживали небольшого подспорья — так миссис Ричардсон это трактовала. Но никто не задерживался надолго. Виолончелисту отказали в должности первой виолончели Кливлендского оркестра, и он уехал из города, окутанный грозовой тучей злобы. Разведенка вновь вышла замуж после бурного четырехмесячного романа и переехала к новому супругу в новый шикарный дом-конструктор в Лейквуде. А молодожены — вроде бы такие искренние, такие верные и влюбленные — непоправимо рассорились и разбежались спустя жалких полтора года, оставив по себе преждевременно прекращенный договор, осколки ваз и три трещины в стене на высоте человеческого роста, где эти вазы разлетелись на куски.
Это мне урок, решила миссис Ричардсон. На сей раз буду осмотрительнее. Она попросила мистера Яна заделать штукатурку и не спешила с поисками нового жильца — правильного жильца. Уинслоу-роуд, 18434, Верх, пустовал почти полгода, и тут возникли Мия Уоррен с дочерью. Мать-одиночка, вежливая, с художественными наклонностями, растит дочь — воспитанную, довольно красивую и, возможно, гениальную. — Я слышала, школы в Шейкер-Хайтс — лучшие в Кливленде, — ответила Мия, когда миссис Ричардсон спросила, почему они приехали сюда. — Пёрл уже учится на уровне колледжа. Но частную школу я не осилю. Она глянула на дочь — та тихонько стояла в пустой гостиной, сцепив руки перед собой, — и Пёрл застенчиво улыбнулась. Это переглядывание матери и ребенка уловило сердце миссис Ричардсон, словно бабочку сачок. Миссис Ричардсон заверила Мию, что да, школы в Шейкер-Хайтс прекрасные, Пёрл сможет записаться на углубленные программы по всем предметам; тут есть научные лаборатории, и планетарий, и учат пять языков. — Замечательная театральная программа, если ей такое интересно, — прибавила миссис Ричардсон. — Моя дочь Лекси в том году играла Елену в «Сне в летнюю ночь». Она процитировала девиз местных школ: «Мера сообщества — его школы». Налог на недвижимость в Шейкер-Хайтс рекордно высок, но жителям окупается сторицей. — Впрочем, вы же снимаете — вам и рыбку съесть, и в пруд не лезть, — рассмеялась миссис Ричардсон. Она протянула Мие заявку, но про себя уже все решила. С невероятным удовольствием она воображала, как здесь поселятся эта женщина и ее дочь, как Пёрл станет делать уроки за кухонным столом, а Мия, наверное, — трудиться над полотном или скульптурой — она не сказала, в какой технике работает, — на закрытой террасе над задним двором. Сплин послушал, как мать живописует новых съемщиков, и заинтриговала его не столько художница, сколько «гениальная» дочь, его сверстница. Спустя несколько дней после переезда новых жильцов любопытство доконало Сплина. Как обычно, он оседлал велосипед — старый «швинн» с фиксированной передачей, еще отцовский, из Индианы. В Шейкер-Хайтс никто не ездил на велосипедах, да и на автобусах — тут либо водишь сам, либо тебя возят: город строили для машин и для людей на машинах. Сплин ездил на велосипеде. Шестнадцать ему исполнится только будущей весной, и он старался по возможности не напрашиваться в машину к Лекси или Трипу. Сплин брыкнул ногой и покатил по изгибу Паркленд-драйв, мимо утиного пруда, где он в жизни не видал ни одной утки, только стаи крупных и наглых канадских казарок; поперек проспекта Ван Эйкена; через трамвайные пути и на Уинслоу-роуд. Он туда заезжал нечасто — детям-то что делать в арендном доме? — но знал, где это. В детстве Сплину пару раз доводилось сидеть в урчащей машине на дорожке, смотреть на персиковое дерево во дворе и крутить ручку, перебирая радиостанции, пока мать забегала в дом что-нибудь занести или проверить. |
