Контур я провела мечом прямо по вытоптанной траве. Несколько раз проверила, не прерывается ли где кособокий круг (с «начерталкой» у меня по-прежнему было не ахти) — линия была идеальной. В круг вписала такой же кривой четырехугольник. В конце концов главное в этом деле — символика, а не геометрическая точность, и если я рисую квадрат, то это и будет квадрат, пусть он и смахивает больше на кособокую трапецию. Намного важнее, чтобы мне удалось наложить правильное плетение. А точнее — неправильное плетение: вывернуть линию Омсты не от себя, ограждаясь от мира мертвых, а напротив, к себе, временно причислив себя к сонму ушедших и отгораживаясь от живых. Прежде, чем сделать это я укрепила защиту вокруг своего малыша — прогулка в небытие никоим образом не должна отразиться на Дэви, сыночек и так пострадал сегодня, ощутив предназначенную его самоуверенной мамаше боль. А теперь за дело…

* * *

Если бы гибкая черноволосая лафия пряталась сейчас как когда-то в ветвях зеленого клена, она бы увидела, что делает странная чародейка, и испугалась. Создания подобные ей, знают, что такое черта разделения, и если и боятся чего-нибудь, так это оказаться внутри такого вот круга. Она бы испугалась и может быть даже попробовала отговорить колдунью сплетать извивающиеся серебряные потоки в страшные знаки, наполняя их силой вычерченную на земле фигуру. Так нельзя, сказала бы она, это плохо. Очень-очень плохо. Но майлы не было в то время поблизости.

Не было рядом и мудрого наставника Марко, который попытался бы объяснить своей строптивой ученице, как опасно искажать таким непозволительным образом плетения, основанные не на стихийных, а на духовных началах, и запретил бы все эти рискованные изыскания. А если бы она не послушала, попросту затер бы ногой несформированный еще контур и пригрозил немедленным отчислением из Школы.

Не было здесь и магистра Салзара, азгарского некроманта, которого такой нетрадиционный способ проникновения за грань, несомненно, заинтересовал бы, и он даже не отказался бы в нем поучаствовать. Только ради предосторожности он бы посоветовал тэсс Галле не брать внутрь круга кристалл памяти, не устанавливать его над своей головой, а оставить за пределами поля, чтобы в том случае, если что-то вдруг пойдет не так, можно было бы оборвать связь с камнем со стороны.

Пусть останется тайной, что сказал бы, увидев все это, Лайс Эн-Ферро, или как бы отреагировал на подобное использование дара Хранитель Рошан. Их ведь все равно не было в этот момент на уединенной лесной поляне.

Никого не было. Только легкий ветерок, заблудившийся между стволов деревьев, выскочил на миг из густого кустарника, ласково погладил волосы лежащей внутри неровного круга девушки и умчался по своим ветреным делам. А девушка закрыла глаза, пряча под веками их серебристые отблески, и довела до конца последний символ только что придуманного ею плетения.

Сверкающая змейка обежала углы и изгибы вырезанного поверх травы и земли рисунка, наполняя силой каждую линию. Контур замкнулся.

* * *

Сначала была темнота.

После где-то поблизости замерцал огонек. Теплый и живой. Потом еще один, потом еще и еще, и еще. Пять огоньков. Три из них — тусклые, не дающие ни света, ни тепла. Они прошли совсем рядом, и мне вдруг представилось, что я все еще на Земле, иду по темной пустынной улице и из какого-то переулка едва мазнул по мне свет фар проехавшей мимо машины — столь незначительна была излучаемая этими тремя сила. Это люди. Мне они неинтересны. Мне нужен тот, другой. От которого веет огненной мощью, болью и смертью. Тот, чей свет почти сливается с окружающим меня мраком, настолько переполнен он тьмой. Тот, в чьих мыслях я смогу отыскать ответ на мучающий меня вопрос: где мне искать тебя, мразь? Где? Мне стоит только подойти поближе к твоему гнусному огоньку, колдун, вдохнуть в себя твою тьму и погрузиться в поток мыслей, блуждавших в твоей голове в ту ночь, когда ты шел по коридорам Посольского дома, неся в руках смерть.