— Куда ж он запропал?

Молча в палатку вошел Сэм. На худом лице ходили желваки. Неуклюже переступая, шагнул к Маку.

— Помнишь, к нам тогда этот тип приезжал, кричал, что они примут меры…

— Какой тип?

— Да тот, первый, а ты ему еще сказал…

— Что сказал-то?

— Сказал, что мы тоже примем меры.

— Видишь ли, Сэм, так легче показать людям, кто есть кто. — Мак бросил взгляд на Лондона. — И сейчас они на нашей стороне. Стоит ли этим пренебрегать?

— Нельзя, чтоб все этим сволочам сходило с рук! задыхаясь от злобы, произнес Сэм. — Нельзя, чтоб они безнаказанно сжигали все дотла.

— Ты, Сэм, давай ближе к делу, — прервал его Лондон. — Что ты, собственно, предлагаешь?

— Возьму пару наших и чуток побалуемся со спичками. — Мак с Лондоном насторожились. — И плевать я хотел! Как решил, так и сделаю. Есть тут один по фамилии Хантер. Дом у него белый, большущий. Я на него канистры газолина не пожалею.

Мак усмехнулся.

— Взгляни-ка на этого парня, Лондон. Что-то я такого не припомню. Не знаешь ли, кто это?

Лондон подхватил шутку.

— Нет, вроде не встречал.

— Я тоже его и в глаза не видывал. Да он вроде и не из нашего лагеря.

— Верно! Он, поди, из тех, кому бы только зло сорвать. Нас из-за таких вот субчиков в каких только грехах не обвиняли.

Мак наклонился к Сэму.

— Если поймают, тебе все придется брать на себя.

— И возьму, — хмуро пробурчал тот. — Никогда с больной головы на здоровую не сваливал. И никого из ребят с собой не поведу, у меня уже другая задумка.

— А мы тебя знать не знаем. Ты просто озлобился.

— Как не озлобиться, если тот хозяйчик меня по миру пустил! — гнул свое Сэм.

Мак крепко стиснул ему плечо.

— Спали сукина сына дотла! — яростно проговорил он. — Чтоб ни досточки от дома не осталось! Ох, как бы мне хотелось с тобой пойти!

— Тебе здесь надо быть, — сказал Сэм. — Тебе с ним счеты сводить нечего. Он меня обобрал, а я страсть как красного петуха пускать люблю! С детства со спичками баловался!

— Ну что ж, Сэм. Счастливого пути. Встретимся еще.

Сэм неслышно выскользнул из палатки и растворился во тьме. Лондон и Мак с минуту молча смотрели на еще колыхавшийся полог.

— Сдается мне, не придет он обратно, — вздохнул Лондон. — Сам себе удивляюсь, за что можно любить такого: злой, как пес. Вечно на рожон лезет.

Джим молча сидел на матраце, лицо у него было встревоженное. По стенам палатки еще прыгали розоватые отблески далекого, убывающего пожара. Вот, разорвав тишину, завыли пожарные сирены, завыли неистово и тоскливо.

— Подождали, пока разгорится, тогда и пожарников послали, горько усмехнулся Мак. — Слушай, Лондон, а ведь мы с тобой так ничего и не ели. Пойдем-ка, Джим, я тебе чтонибудь принесу.

Джиму осталось только дожидаться друзей. Лиза, тихонько закутав малыша одеялом, совала ему грудь.

— Ты хоть по лагерю-то ходишь? — спросил Джим.

— Чего?

— Да сидишь, говорю, сиднем. Вокруг такое творится, а ты и не замечаешь. И слышать даже не слышишь.

— Поскорее б все кончилось. Хочу в доме жить, чтоб не земляной пол был, а настоящий. Чтоб уборная рядом. Не по душе мне ваша «борьба».

— Без этого не обойдешься. Может, со временем все образуется, да уж мы, наверное, не доживет.

Вошел Мак, принес два дымящихся котелка.

— Пожарные явились на пепелище.