Снаружи раздался оклик часового

— Кто идет?

— Лондон.

— Проходите.

В палатку вошел Лондон. Посмотрел спящего Джима.

— Я, как он сказал, выставил охрану

— Вот и славно. А он вконец умучился. Жаль, дока нет. Что-то не нравится мне у Джима плечо. Говорит, не болит, дурачок, сам всегда на рожон лезет. — Мак снова повесил лампу на шест в середине палатки.

Лондон уселся на ящик.

— Какая его муха укусила? — беззлобно спросил он. То, знай себе, болтает впустую, то вдруг — раз, меня пинком под задницу, сам распоряжаться начал.

Глаза у Мака засветились гордостью.

— Никак не возьму в толк. Уж кого только не повидал, всяк по-своему с ума сходил, а такого не видывал. Ведь тебе, Лондон, пришлось подчиниться. Я подумал было сна чала, что парень просто рехнулся. Может, так оно и есть. А где твоя невестка?

— Я их с сыном в свободную палатку определил.

— А где ж ты нашел свободную? — вперил в него взгляд Мак.

— Ночью, видно, кто-то из ребят деру дал.

— А вдруг это палатка тех, кто в охране?

— Нет. Я прикинул, вроде беглые есть.

Мак потер кулаками глаза.

— Пора, самая пора. Трудно нашу жизнь выносить. Вот что, Лондон, мне нужно письмецо отправить, так я тишком туда и обратно, заодно разведаю, что да как.

— А почему б тебе из ребят кого-нибудь не послать?

— Видишь ли, это письмо непременно должно дойти. Надежнее самому отправить. Не бойся, не поймают, не впервой от слежки уходить.

Лондон сосредоточенно разглядывал свои большущие ладони.

— Это письмо… к твоим красным дружкам? — спросил он.

— Да, ты угадал. Прошу помощи, чтоб наша забастовка не захлебнулась.

Лондон смущенно продолжал:

— Мак… вот… о красных всегда говорят, что они сволочи… Мне что-то не верится, а Мак?

Мак тихо засмеялся.

— А это уж как посмотреть. Если у тебя тридцать тысяч акров земли и миллион долларов, красные для тебя, конечно, сволочи. А если ты простой рабочий парень, то для тебя это ребята, которые хотят, чтоб ты по-человечески, а не по-свински жил. Ты ведь все сведения из газет черпаешь, а газеты — в руках тех, у кого и земля, я деньги. Потому-то мы и сволочи, ясно? Вот встретил ты нас, сам видишь, кто мы. Голова на плечах есть, вот и решай.

— Хоть вы и красные, я ж с вами сработался. А ведь и до вас я нашего брата собирал и вел.

— Вот именно! — загорелся Мак. — Вот именно! Ты всегда их вел. Ты сам из работяг, но в тебе есть жилка вожака.

На что Лондон просто ответил:

— Что я говорил, то ребята и делали. Никогда поперек не шли.

Мак придвинулся ближе, положил руку Лондону на колено и тихо заговорил.

— Вот что. Похоже, на этот раз мы проиграли. Но забастовка наша шуму наделала, может, на хлопке все тихо мирно сладится. Газеты сейчас пишут, что мы только сеем смуту. Но мы лишь учим работяг действовать заодно, чтобы все больше и больше их сплачивалось. И неважно, победим ли мы сейчас или проиграем. Зато почти тысяча людей научилась бороться. А когда этих тысяч наберется много, когда все они будут бороться вместе, тогда уж троим хозяйчикам не удержать в руках всю долину Торгас. Тогда можно будет, не боясь угодить за решетку, и яблочко съесть. Тогда не станут вываливать яблоки в реку, чтобы поддержать цену. И это в то время, когда такие, как мы с тобой, яблок вдоволь не едим. Смотри шире, Лондон, не замыкайся в нашей забастовке.

Лондон страдальчески следил, как Мак говорит, точно хотел увидеть слова, слетавшие с губ.

— Так это же леворю… революция?

— Ну, конечно.