Генерал Макартур сел. Дрожащей рукой он дернул себя за ус. Усилие, с которым он говорил, стоило ему многого.

В разговор вступил Ломбард. У него были веселые насмешливые глаза. Он начал:

— Что касается этих туземцев…

Марстон спросил:

— Что туземцы?

Филип Ломбард ухмыльнулся.

— Все совершенно верно! Я их бросил! Вопрос самосохранения. Мы заблудились в буше. Я и пара других парней захватили всю еду и смылись.

Генерал Макартур сурово сказал:

— Вы оставили своих людей… оставили их умирать с голоду?

Ломбард ответил:

— Боюсь, не совсем в духе пукка сагиба. Но самосохранение — первейший долг человека. И знаете, туземцы вообще не возражают умирать, они относятся к смерти совсем иначе, чем мы, европейцы.

Вера подняла лицо с рук и произнесла, уставившись на него:

— И вы оставили их… умирать?

Ломбард ответил:

— Я оставил их умирать.

Его насмешливые глаза встретились с ее, полными ужаса.

Энтони Марстон произнес медленным озадаченным голосом:

— Я вот думал… Джон и Люси Комбз. Должно быть это пара детишек, которых я переехал неподалеку от Кембриджа. Жутко не повезло.

Господин судья Уогрейв ядовито спросил:

— Им или вам?

Энтони сказал:

— Ну, я думал… мне… но, конечно, вы правы, сэр, им чертовски не повезло. Разумеется, это был самый обычный несчастный случай. Они выскочили из какого-то коттеджа. Между прочим, мою лицензию приостановили на год. Чертовски досадно.

Доктор Армстронг разгоряченно заявил:

— Нельзя так быстро ездить… нельзя! Такие молодые люди, как вы, опасны для общества.

Энтони пожал плечами и сказал:

— Скорость предшествует остановке. Конечно, английские дороги безнадежны. На них невозможно разогнаться как следует.

Он рассеянно огляделся в поисках своего бокала, взял его со стола, подошел к небольшому столику возле стены и налил себе еще виски с содовой, после чего бросил через плечо:

— Ну, во всяком случае, я ни в чем не виноват. Просто несчастный случай!

Слуга Роджерс облизывал губы и ломал руки. Теперь он сказал низким почтительным голосом:

— Могу ли я сказать несколько слов, сэр?

Ломбард заявил:

— Валяйте, Роджерс.

Роджерс прочистил горло и опять облизал пересохшие губы.

— Там упоминались я и миссис Роджерс, сэр. И мисс Брэди… Это все неправда, сэр. Моя жена и я служили у мисс Брэди, пока она не умерла. Она всегда была слаба здоровьем, сэр, всегда, еще до того, как мы поступили к ней на службу. В ту ночь, сэр, разразилась буря… в ту ночь, когда ей стало плохо. Телефон не работал. Мы не смогли вызвать ей врача. Я пошел за ним, сэр, пешком. Но он прибыл слишком поздно. Мы сделали для нее все возможное, сэр. Мы так были ей преданы. Все вам скажут то же самое. Никогда против нас и слова никто не говорил. Ни слова.

Ломбард задумчиво посмотрел на его перекошенное лицо, сухие губы, ужас, застывший в глазах. Он вспомнил грохот упавшего подноса. Он подумал, но не сказал вслух: «О, да вы что?»

Затворил Блор своим добродушным, задиристым официальным голосом.

— Однако после ее смерти кое-чего получили? А?

Роджерс выпрямился и чопорно ответствовал:

— Мисс Брэди оставила нам небольшое наследство в признательность за верную службу. А почему бы нет, хотел бы я знать?

Ломбард спросил:

— А что насчет вас самого, мистер Блор?

— Что насчет меня?

— Ваше имя было включено в список.