— Так нужно поступить, чтобы все получилось, Эм. Но результат будет грандиозным. Это же масштабная цель — изменить мир. Посмотри, чего добилась ты! Нам обоим поперло. Пожалуйста, пойди мне навстречу. Будь мне партнером в этом деле. И у нас получится нечто невероятное, Эм.

Он и я. Мы изменим мир. Сердце у меня тает. Когда-то я мечтала услышать нечто подобное. Джим заключает меня в объятия, прижимает к себе. Я люблю его запах, ощущение его прикосновений, его физическую стать.

— Ты и я, — шепчет он мне в волосы. — Ради этого мы и старались.

От тепла его объятий высвобождается все напряжение, которое было заперто у меня внутри, и я ударяюсь в слезы.

— Эй, — отстраняется он, — ну ты чего? Ох, зайка, тебе нужно отдохнуть, ты страшно вымоталась. Я поговорю с Фрэнки, попрошу, чтобы он отложил все мероприятия на некоторое время и дал тебе прийти в себя. — Джим снова привлекает меня к себе, и я рыдаю ему в рубашку.

— Нет, — возражаю я между всхлипываниями, — все нормально, правда. Просто пока я привыкаю ко всему этому, как-то так. И сейчас не могу и не хочу делать перерыв.

— Когда я закончу, ты сможешь уходить на каникулы когда вздумается. Сможешь продать магазин. Переедем в какой-нибудь замок в Англии по твоему выбору, или в глубинку на юг Франции, в сельский дом из двадцати комнат. Наймем кучу прислуги, и спи хоть весь день, если тебе так захочется.

— Каждый день?

— Каждый день.

— Расскажи, как все будет, — бормочу я, прижимаясь к его груди.

— Я уже рассказывал.

— Расскажи еще раз. Расскажи побольше.

— Мы будем работать на правительство. Вся экономическая и социальная политика станет базироваться на нашей модели. Это огромные деньги, тебе даже не вообразить такие суммы.

— И мир благодаря тебе станет лучше?

— Гораздо, гораздо лучше.

Икнув, я вытягиваю из кармана смятый бумажный носовой платок и сморкаюсь.

— Решено, я в деле.

Джим обнимает меня еще крепче.

— Спасибо, любимая. — Его дыхание согревает мне ухо. Мы некоторое время стоим так, потом он ослабляет хватку. — Я тебя обожаю, — говорит он.

Я смотрю мужу в глаза и вижу, что это сказано всерьез. Я хорошо знаю Джима — каждый дюйм его тела, каждый взгляд, каждое непроизвольное движение, — и я ему верю.

— Что на самом деле надо Элисон? — спрашиваю я.

Он отодвигает меня, смотрит искоса, будто пытается что-то решить, и наконец заявляет:

— Я же тебе сказал, она на работу к нам хочет устроиться. Надоела хуже горькой редьки, уж поверь мне.

Я и правда хорошо его знаю и поэтому понимаю, что он врет. Впрочем, понять не слишком сложно: лгун из Джима никудышный.

— И что, ты ее возьмешь?

— Шутишь? Нет! Ни за что. У нас нет вакансий, а если бы и были, Элисон — последний человек, которого бы я нанял. Она та еще головная боль, Эм. Но поверь, я с ней разберусь.

— Ты говорил с ней обо мне?

— Нет! С чего бы вдруг?

— Ты уверен? Ты не рассказывал ей про мою книгу? Про Беатрис?

— Не говори ерунды. Зачем мне с ней про тебя разговаривать? — Он приподнимает уголок рта. — Она тебя тревожит, правда? Элисон.

— Да, немножко.

— Зайка, не надо! Элисон — не тот человек, о котором тебе надо волноваться, частное слово. — Джим снова заключает меня в объятия.

Я смогу простить ему ложь, решаю я.