Там отлично готовили, атмосфера тоже была что надо, а раз уж мне приходилось весь день проводить в магазине, приятно было не ехать на Манхэттен.
Я, как обычно, взяла эспрессо и некоторое время поболтала с хозяином кафе. Беатрис неизменно опаздывала, я уже привыкла к такому положению вещей. Но неизменно приятно было видеть, как она входит в дверь с широкой доброй улыбкой, протянув ко мне руки.
— Эмма, милочка, ну и денек выдался! Я носилась повсюду как сумасшедшая! Как же славно тебя видеть! — Она схватила мое лицо и расцеловала меня в обе щеки.
— Мы же только вчера виделись! — умудрилась проговорить я, хотя рот у меня перекосило. Пришлось удержать ее за запястья, чтобы она не вдавила мне щеки в голову.
— Давай поедим, — Беатрис выпустила меня, уселась и схватила меню, — а то я проголодалась. Что посоветуешь взять?
Мы сделали заказ, поболтали. Я сидела как на иголках и надеялась, что Беатрис не пришла в полный ужас от моих писулек. Оказалось, для меня важно, чтобы ей хоть немного понравилось прочитанное, — важнее, чем мне представлялось раньше.
— Должна сказать, Эмма, я немного нервничаю насчет того, о чем хочу тебя попросить.
— Попросить меня? Правда? Ну надо же!
— Я только что поняла, что вопросы жизни и смерти нельзя обсуждать за обедом. Надо было нам встретиться где-нибудь за коктейлем.
— Жизни и смерти?
— Ну, может, я преувеличиваю. Но дело важное. Очень-очень важное.
— Тогда я рада, что мы не выпиваем. Мне уже как-то тревожно, Беатрис, так что будь добра рассказать все прямо сейчас. Пожалуйста. Мне бояться?
Она ответила не сразу.
— Я шучу, — пояснила я и наклонила голову, чтобы поймать ее взгляд.
Беатрис подняла глаза.
— Знаю. — Она улыбнулась и выпрямилась на стуле. — Ты в курсе, что я работаю над новой книгой?
— Вроде бы да. Ты не особенно о ней распространялась, сказала только, что она особенная. На самом деле загадочное заявление.
— Так вот, сейчас я собираюсь рассказать тебе о ней все.
— Хорошо, рассказывай, — согласилась я, а про себя подумала: «Сколько же времени это займет? Должно быть, моя рукопись просто чудовищна, раз уж Беатрис приходится вот так готовить меня к разговору. Видимо, она собирается рассказать, насколько плох был ее первый черновик и как пришлось начать все сначала, что-то в этом духе».
Мы переждали, пока официант закончит сервировать нам еду, а потом Беатрис предупредила:
— Только пообещай, что ничего не расскажешь. Ни Джиму, ни кому-то другому, вообще никому на свете. Ни единой живой душе. Сможешь?
Я уже собралась рассмеяться, ведь Беатрис наверняка шутила, но когда наши глаза встретились, взгляд у нее был серьезнее некуда.
— Ну как тут обещать, Беатрис. Я же понятия не имею, о чем пойдет речь.
— Ничего незаконного, криминального и так далее. Просто кое-что очень личное, сокровенное, и я не хочу, чтобы кто-то еще об этом узнал. Пока что. Может, позже, но не сейчас.
Я переварила сказанное.
— О’кей, принято, обещаю. — Я подождала, но Беатрис продолжала молчать. — Все в порядке?
— Я хочу, чтобы ты стала автором моей книги. — Она так быстро выпалила это, что я подумала, будто ослышалась.
— Что?
Она положила вилку, вздохнула и откинулась на спинку стула.
— Я хочу, чтобы ты стала автором моей следующей книги. — Теперь каждое слово было произнесено четко и неторопливо. Должно быть, лицо у меня вытянулось, потому что Беатрис вскинула руку и попросила: — Сначала выслушай меня. |