— Да? И какой же?

— Такой… который думал, что рано или поздно я стану похожа на него. Его огорчило, когда я осталась собой.

— Сильно огорчило? — К тому времени водка уже жгла мне горло, а голос звенел от чувств.

Эмми помолчала.

— Сильно. Вещи мне лучше забрать попозже, когда он будет на работе. Если он их еще не выбросил, конечно.

В расшифровке я не нуждалась. Мы всегда друг друга понимали.

— Куда ты теперь? — спросила я.

Эмми взмахнула пальцами, словно отгоняя невидимые пылинки.

— Куда-нибудь. Подальше от толпы, от шума. От таких, как мой бывший. — Осушила стакан, протянула мне: запястье тонкое-тонкое, даже вены просвечивают. — Вот ведь смешно. Люди без твердой почвы под ногами очень уважают стабильность и планирование, а люди, у которых есть надежная работа с девяти до пяти, завидуют бродягам. Наверное, наше взаимное влечение было неизбежно. Он финансист, я скачу с одной общественной работы на другую. Потом его переводят, и я переезжаю с ним — ни работы, ничего, и все меняется. Он ждал, что я остепенюсь. Найду постоянную работу. Но у меня ни образования, ни резюме… Да и характер не тот. И в женихе я, похоже, ошиблась. В общем, пора мне снова в путь.

Бутылка водки между нами оказалась пустой, и я достала из холодильника вино.

Эмми продолжала говорить, спиртное ударило ей в голову.

— Его очень удивило, что я и правда от него ушла.

Я уставилась на ее руки без единого кольца, она сжала пальцы, опустила на колени, с улыбкой посмотрела на меня.

— Прости. Мы не виделись восемь лет, а я сразу начала рыдать тебе в жилетку. Я в порядке. Все хорошо. Давай поговорим о чем-нибудь другом.

Однако я не хотела о другом. Я была основательно пьяна и без ума от сидящей передо мной девушки — ни капли не похожей на меня и все же такой родной…

— Эмми, как твоя фамилия?

Подруга расхохоталась.

— Ты правда не знаешь?

— Правда, — кивнула я.

— Грей, — с улыбкой сообщила она, глаза весело блеснули.

— Эмми Грей. — Я покатала имя на языке. Да, оно ей идет. — Эмми Грей, мне необходимо уехать из города, — торжественно объявила я.

Оригиналка Эмми решила — я имею в виду духовный аспект. Мол, хочу найти новое место для личностного роста. Она не поняла, что мне в буквальном смысле нужно покинуть город, пока не заварилась пресловутая каша.

— Пора мне отсюда сматываться, — уже серьезней сказала я.

Речь шла не о «дикой тяге тридцатилеток к природе», как называли этот феномен мои друзья, — не о массовом исходе людей за тридцать, которые женились, приобретали дома и ездили на работу из пригорода. Речь шла о вынужденном бегстве. У прежней Лии Стивенс здесь не осталось ничего. Куда ни шагни — обрыв.

Глаза Эмми над стаканом встретились с моими, она тоже видела меня насквозь.

— Тогда поехали.

Я знала, что Эмми так скажет.

Она оглянулась, окинула взглядом часы, наши сумочки на кухонном рабочем столе, двери. Я вновь увидела ее глаза. Ей не стоило возвращаться домой, пока жених не ушел.

— Ночуй у меня, — предложила я.

От дальнейшей ночи в памяти остались смех Эмми да ощущение колдовских чар, тумана в голове и призрачности. «Я метнула дротик в карту, — говорит Эмми, и нам вновь по двадцать два, мы в баре, стоим в очереди с дротиками в руках. — Как тебе Западная Пенсильвания?»

Интересно, способен ли кто-то из моих друзей поступить так же, подумала я.