К одиннадцати часам торжественный банкет в ресторане миланского отеля «Ла грация» подошел к той черте, за которой начинается дружеская пирушка. Те, кто возглавлял великолепный стол, незаметно исчезли. Вместе с ними растворились в полумраке фойе массивные фигуры секьюрити и самые капризные, но отнюдь не самые эффектные женщины.

Эффектные остались здесь, среди отцветающего бала, стараясь удержать радужное веселье и заполученных по случаю кавалеров. Конференция ЮНЕСКО «Музыка сегодня» завершилась, неформальное общение коллег и новых друзей обещало более радужные перспективы, чем деловые встречи, проникнутые духом скорбного прощания с высокими музыкальными традициями.

Лара Решетова, представлявшая российскую музыкальную критику классического образца, отколола от вечернего платья карточку со своим именем и бросила ее в урну. Ее деловая миссия завершилась. Доклад произвел должное впечатление, заключены кое-какие перспективные соглашения.

— Кончен бал, погасли свечи? — печально усмехнулся Серж Бонован, протягивая Ларе бокал с коктейлем.

Она попыталась взглянуть на кавалера со стороны. Коренастое, узкоплечее тело с солидным животиком удачно преображал отличный костюм, а почти лысая крупная голова с мясистыми багровыми ушами и пупырчатой кожей, как ни странно, имела некую скульптурную выразительность. Выступающие надбровья, крупный нос и губы могли бы принадлежать рязанскому крестьянину, но в оформлении итальянских стилистов приобрели своеобразный шарм. Серж излучал обаяние предприимчивого, удачливого, довольного жизнью человека. Изъяснялся с Ларой генеральный директор миланского Общества любителей музыки на чисто русском языке.

— Ты все же решила улететь ночным рейсом? — Он смотрел на нее именно так, как полагалось это делать ироничному, тонкому собеседнику и страстному любовнику на пороге разлуки. Затем взял Ларину руку и, отвернув край тонкой белой перчатки, прикоснулся губами к запястью, к тому месту, где пульсировала голубая жилка.

Лара непроизвольно отдернула руку. Ее все больше и больше бесило, что этот офранцузившийся шестидесятилетний еврей из бывшего СССР делает именно то, что не умели или не считали нужным делать «охмуряющие телку» русские джентльмены.

— Миланские каникулы кончились, — усмехнулась Лара.

— Я отвезу тебя в аэропорт, миа кара. Хотя, по всей видимости, Сережа Банковский успел за неделю здорово поднадоесть даме, с которой мечтал бы провести целую жизнь… Ты же поняла, милая, секс — не лучшее мое качество. Вернее, это как раз то, что мне удается теперь хуже всего.

— Перестань, Серж. Все было прекрасно. Подвозить меня не надо. Обойдемся без лирических сцен. — Она чмокнула Бонована в щеку. — Чао, милый. Включай лучезарную улыбку. К тебе направляются супруги Ризотти. Передаю из руки в руки.

Распрощавшись с итальянскими коллегами, Лара скрылась. В своем номере она быстро переоделась, подхватила мягкий чемодан на колесиках, спустилась в холл. Небрежно бросив ключи на стойку портье, торопливо выбежала в дождливую ночь и тут же села в такси: «На Южный вокзал, пожалуйста». Она знала итальянский достаточно хорошо, чтобы не нуждаться в переводчике, была отнюдь не бедна и могла позволить себе маленький каприз. Через полчаса энергичная одинокая пассажирка расположилась в купе второго класса почти пустого вагона электропоезда «Ди Гранда».

Показав билет любезному контролеру, дама на приличном итальянском попросила задвинуть шторой стеклянные двери и удобно устроила подголовник кресла. Предстояла часовая поездка, которую лучше было провести во сне.

Ночник создавал уютный полумрак. Сняв туфли, Лара вытянула ноги на противоположное сиденье и повернулась к окну. За стеклом, отражающим синее нутро купе, проносились кварталы спящего пригорода.