Лара хорошо помнила гидшу, возглавившую группу в Риме и сопровождавшую ее до самой Венеции. Синьора Фанни — жгучая брюнетка неопределенного возраста с русскими кровями от отца-эмигранта (по ее версии), старательно изображала перед «совками» преуспевающую гражданку капиталистической страны. Роскошный жакет из серебристой лисицы осыпал пепел длинной сигареты. Не переставая курить, хриплым голосом кафешантанной певицы Фанни комментировала исторические объекты. Иссиня-черные волосы блестящим шлемом обрамляли длинное лошадиное лицо шестидесятилетней прелестницы. Густо подведенные глаза смотрели жестко и пристально, алый рот кривился, выпуская дым, немолодые кисти с налаченными коготками напоминали лапки свежезамороженной курицы. Излагаемые ею версии биографий великих деятелей культуры носили весьма пикантный характер. Композиторы, писатели и художники, при имени которых трепетало сердце советского интеллигента, оказывались все как один извращенцами, алкоголиками, душевно неуравновешенными типами нетрадиционной ориентации.

Очевидно, вместо путеводителей сеньора Фанни пользовалась сведениями бульварных журналов. Советских вокалисток, чиновниц и преподавательниц музыки, заглядывавших помимо увесистых научных трудов в «Литературную газету» и журнал «Эстрада и цирк», откровения экскурсовода приводили в трепет. Господи, да что могли знать о настоящей западной жизни, той самой, что великий Феллини называл «сладкой», эти дамы в мохеровых беретах и стеганых пальто «лаке на синтепоне», представлявших в Москве последний писк моды? А косметика! Даже базедовая Розалия Ивановна — соседка Лары по гостиничным номерам, использовала синий карандаш из набора «Живопись», чтобы подчеркнуть лазурь своих водянистых очей. От историй сеньоры Фанни о нравах завсегдатаев побережья озера Гранди глаза Розалии Ивановны угрожающе вылезали из орбит и так застыли, затуманиваясь мечтательным флером.

— Вон там, начиная от живописного местечка Пирса, на побережье расположена цепь маленьких отелей. Это скорее пансионаты, частные дома, где хозяйство ведут милые и совершенно терпимые ко всему происходящему под их крышей супруги. — Фанни затянулась и сделала паузу, почувствовав напряженное внимание слушательниц. — Среди вас, товарищи, есть актрисы, и они прекрасно понимают, что возраст — не преграда для настоящей любви.

Женщины согласно закивали.

— Отсутствие денег — вот это действительно ужасно старит. Дорогие вещи, салоны красоты и вообще сам образ жизни в довольстве и роскоши способствует сохранению сердечного огня, молодости, творческой энергии. Они выращивают фантазии, пышные, словно экзотические цветы. (Рука Фанни с сигаретой очертила в воздухе нечто грандиозное.)

Ларе казалось, что гидша говорит о себе, и она невольно поморщилась, представив ее «экзотические фантазии». Однажды, когда в соответствии с планом культмероприятий группы состоялось посещение музыкального театра, всем был представлен супруг синьоры — деликатный седенький старичок в длиннополом пальто и с элегантно перекинутым через плечо концом вишневого шарфа. Проезжая квартал «красных фонарей», Фанни заметила относительно прогуливающихся девушек: «Нынче у проституток мода на белый цвет. Все выглядят, как майские розы». — «А такса?» — поинтересовался руководитель группы, всем своим видом осуждавший это отвратительное явление капиталистической действительности.

Фанни и ее супруг выдали ответ одновременно, разойдясь чуть ли не на половину. Сеньор, назвавший более высокую цену, застенчиво опустил глаза под огненным взглядом супруги. Лара так и не поняла, что означало это расхождение — то ли пожилому сеньору приходилось переплачивать, то ли сама увядшая красотка котируется на этом поприще совсем невысоко. В том, что в биографии Фанни были панельные эпизоды, Лара не сомневалась.