Но еще больше было тех, кто завидовал беззаботной красотке. Софи ни в зависть, ни в ревность, ни в дурные чувства не верила. Конечно, она знала, что мир полон бед, страданий, что люди бедствуют от голода и нищеты, погибают в бесконечных войнах, что даже в благополучных странах орудуют бандиты, садисты, маньяки, процветают взяточники, лжецы, подонки. И на свете не так уж много людей, заботящихся о беззащитных животных. Только страхи и ужасы существуют где-то далеко, словно на другой планете, а лошади и собаки в поместье получают прекрасный уход.
Чем больше взрослела Софи, тем лучше узнавала окружающий мир, тем сильнее ценила выпавшее на ее долю счастье и даже испытывала перед другими вину за собственное благополучие. Поэтому и рвалась в тележурналистику. Нет, она не будет снимать репортажи о сезонах высокой моды и рассусоливать светские сплетни. Софи Флоренштайн приложит все усилия, чтобы сделать жизнь других людей хоть чуточку лучше, помочь им справиться с трудностями, обрести покой и радость. Софи интересовалась социальной и экологической проблематикой и мечтала о репортажах из «горячих точек» планеты.
Легко сохранять доброжелательность, быть снисходительной к чужим ошибкам, порокам, когда в душе царит праздник. А самый волшебный праздник — это любовь. Сколько Софи помнила себя, она находилась под гипнозом влюбленности. Кажется, даже когда она еще разъезжала в сидячей коляске среди роз, в сопровождении мамы и маминой подруги-соседки. За ручку коляски держался серьезный пятилетний мальчик с высоким лбом и светлыми шелковистыми кудряшками. Иногда он смотрел на Софи огромными ярко-голубыми глазами, и она заливалась радостным смехом. В глазах мальчика сияло восхищение. Он выбирал самые красивые цветы и, сломав колючий стебель своими тоненькими пальчиками, клал розы на колени двухлетней Софи. Эту историю все же, кажется, рассказывала мама. Потом вокруг Софи было много самых разных мальчиков — тихих и драчливых, симпатичных и противных, маленьких и почти взрослых. Девочка привыкла к обожанию, к своему блистательному превосходству в любой компании. Она легко доверяла дружеским клятвам, признаниям в любви, самым пылким комплиментам, но никогда не теряла голову. Это значит — не отдавалась целиком некоему чувству, о котором ей с тринадцати только и говорили все девчонки.
— У меня появился важный секрет, Ина! — объявила десятилетняя Софи, вернувшись с детского праздника. Меня поцеловал Пауль! Я ужасно его люблю, Ина!
— Нет, детка, ты всего лишь влюблена.
— Боже мой, ну какая разница?!
— Любовь и влюбленность — разные вещи, — строго сказала мама. — Все равно, как если тебя раскачивают на качелях, и ты взлетаешь с кружащейся головой, визжишь от захватывающего дух счастья. А потом спрыгиваешь на землю и бежишь к карусели или шустрым автомобильчикам, забыв о качелях. Влюбленность — веселая игра, поднимающая тонус, забавный аттракцион в парке чудес. Влюбленностей может быть очень много.
— А любовь?
— Хм-м… Ну вот, допустим, ты взлетела на качелях, а веревка оборвалась… Ты летишь все выше, выше, тебе и страшно и радостно… Только…
— Понимаю, мама. У любви должен быть печальный конец… Вот ужас-то — упасть на землю после такого полета!
— Нет, милая, совсем не обязательно. — Снежина обняла дочку, казавшуюся ей не по годам сообразительной. — Можно долететь до самых звезд! Все может быть прекрасно, как у нас с папой. Только для этого надо повзрослеть. Большая любовь — для больших людей.
И вот наступил день, когда Софи сообщила: «Мама, я уже большая». Она вернулась на каникулы, завершив год образования в Сорбонне. С первого взгляда Снежина почувствовала — дочь переменилась, и в тот же вечер они закрылись в спальне, чтобы, как это было принято, подвести итоги прожитым в разлуке дням. |