Ждать пришлось долго, и все это время Игорь перебирал в кармане связку ключей, стараясь на ощупь определить, какой ключ откуда. И хотя ключи были отлично знакомы, он перебирал их снова и снова, пока не засветился большой выпуклый экран и не появилось крупное изображение. Снова защитник шел к мячу, сиротливо приютившемуся на одиннадцатиметровой отметке, снова замирал стадион и взрывался радостным кличем…

«Неужели не покажут?»

Но показали. И шапки, вскинутые в небо, и газеты, планирующие над головами, и раскачивающиеся плакаты, и наконец…

— Ну, вы довольны?

— Очень. Покажите еще раз две последние минуты и остановите, когда я подниму руку.

Изображение на экране омертвело, как и лицо убийцы. А в том, что он видит перед собой убийцу, теперь Мазин почти не сомневался, потому что узнал человека, сидевшего рядом.

Борис Сосновский, которого полковник Скворцов считал решительным и энергичным, а Мазин — человеком, погубившим свое артистическое дарование, принадлежал к типу людей, неизменно нравящихся друзьям, знакомым, женщинам и начальникам. Казалось, он только что сошел с плаката, откуда призывал покорить природу, сохранить деньги в сберегательной кассе или провести отпуск, путешествуя по родному краю. Боб был широкоплечим и стройным, обладал прекрасной светлой, чуть вьющейся, шевелюрой, носил спортивные пиджаки, охотно ссужал деньгами, когда они у него были, но больше занимал, всегда возвращая вовремя, немножко пел под гитару и имел разряд по гимнастике.

Разряд Борис получил еще в школе, но особенно он пригодился ему в университете, потому что человеку, защищающему спортивную честь факультета, невозможно отказать в положительной оценке. Из этого не следует, что Сосновский был глупее тех, кто проводил вечера за книжками в библиотеке. Просто он не видел смысла в том, чтобы сидеть над учебниками, когда можно поиграть в хоккей, пойти на эстрадный концерт или потанцевать с девушками. Изредка его упрекали, на что Боб отвечал единственным латинским изречением, усвоенным из скучного курса: «Non scholae, sed vitae discimus».

И нужно сказать, что первый жизненный экзамен Сосновский выдержал. Вел он дело, которое поначалу представлялось пустяковым. Речь шла об артели, изготовлявшей обыкновенные копеечные веники. В городе такими вениками были завалены все хозяйственные магазины. Однако на селе люди подметали полы самодельными конструкциями из бурьяна и веревки. Работники артели вскрыли эту диспропорцию, и излишки их продукции устремились на неосвоенную периферию, где реализовывались уже не за копейки, а за рубли, причем довольно длинные. Выяснилось это не сразу, и Сосновский еще во многом сомневался, когда однажды, возвращаясь с работы, был остановлен весьма респектабельным мужчиной средних лет, выглядывающим из окошка «Волги» цвета кофе с молоком.

Мужчина дружески предложил подвезти Бориса. И хотя Сосновский узнал председателя артели, он решил, что ехать лучше, чем идти пешком. Председателя это решение воодушевило, и он заявил, что такой приятный молодой человек, как Борис Михайлович, должен ездить всегда если не на «Волге», то хотя бы на «Москвиче», и что он, председатель, и его товарищи охотно окажут эту небольшую любезность молодому талантливому следователю.

— Знаете, — ответил Сосновский, простодушно улыбаясь, — а ведь я на ваш счет сомневался. Вы мне глаза открыли.

Председатель помрачнел:

— Мы беседуем без свидетелей.

— Это неважно. Главное знать самому. А доказательства я найду. Остановите машину, пожалуйста. Мне тут недалеко.

И нашел… Так что полковник имел основания полагаться на Бориса.

Со студенческих лет у Сосновского сохранилась спортивная привычка: не падать духом и не завидовать сопернику. Не завидовал он и Мазину, тем более что и тот успехом похвастать пока не мог.