Клайв стал целовать ее в шею, подбираясь к губам, и Аманда в ответ треснула его мобильником по лицу, чуть не сломав ему нос; однако это его не остановило. В отчаянии Аманда вывернулась из рук, которые шарили в вырезе футболки и под короткой юбкой, а затем стала пробиваться сквозь толпу. Ее, которая могла вынести прикосновения только самых родных людей и некоторых животных, толкали, давили, куда-то влекли чужие тела. Аманда кричала, кричала и кричала, но в грохоте музыки никто ее не слышал. Она опускалась на дно морское, без дыхания, без голоса: умирала.

Аманда, похвалявшаяся тем, что ей не нужны часы: она и так всегда знает, который час, теперь не могла бы сказать, сколько времени провела она в этом доме. Не помнила она также, довелось ли ей в течение ночи снова столкнуться с Синтией и Клайвом; знать не знала, каким образом удалось пробиться сквозь толпу и укрыться среди ящиков, на которых расставили музыкальную аппаратуру. Там провела она целую вечность, скорчившись, сложившись в сотню раз, наподобие циркового гимнаста, объятая невольной дрожью, сомкнув веки и заткнув пальцами уши. Ей и в голову не пришло выбежать на улицу, позвать на помощь деда или позвонить родителям.

В какой-то момент завыли сирены, полиция окружила участок и ворвалась в дом, но к тому времени Аманда настолько погрузилась в себя, что лишь через несколько минут заметила, что веселый гомон голосов и грохот музыки сменились свистками, командами и грозными окриками. Она рискнула открыть глаза и чуть-чуть высунуть голову из-за ящиков: увидела, как лучи фонарей прорезают тьму, и мимо шли люди, которых гнали полицейские в униформе. Некоторые пытались удрать, но большинство подчинилось приказу покинуть дом и выстроиться на улице, где молодняк обыскали на предмет оружия или наркотиков и приступили к допросу, отведя несовершеннолетних в сторонку. Все рассказывали одну и ту же историю: каждый получил приглашение по электронной почте или в «Фейсбуке» какого-то друга; никто не знает, чей это дом; понятия не имел, что он стоит пустой и выставлен на продажу; никто не может объяснить, каким образом дверь оказалась открыта.

Девочка сидела молча в своем укрытии; за ящики никто не заглянул, хотя двое или трое полицейских обыскали дом сверху донизу, открывая двери и заглядывая во все углы, дабы убедиться, что все вышли наружу. Мало-помалу в доме все стихло — только с улицы доносились шум и голоса; тогда Аманда заново обрела способность думать. В тишине, без угрожающего натиска толпы девочка ощущала, как расступаются стены и с каждой минутой все легче дышать. Она решила дождаться, пока все уйдут, а потом выйти из укрытия, но в этот момент послышался властный голос: офицер полиции отдал приказ запереть дом и выставить пост, пока не явится техник, чтобы заново подключить сигнализацию.

Через полтора часа полиция арестовала наркоманов, разогнала всех прочих, предварительно записав их данные, а несовершеннолетних забрала в участок, где они должны были дожидаться родителей. Тем временем служащий охранной фирмы крепко-накрепко запер двери и окна, поставил сигнализацию и детектор движения. Аманду заточили в пустом и темном особняке, откуда не выветрилась еще тошнотворная вонь попойки; девочка не могла сдвинуться с места или попытаться открыть окно: тотчас же сработает сигнал тревоги.