Я качаю головой, пораженная ядом в его голосе.

– Мой гребаный отец!

–  Ну  и  что?  –  спрашиваю  я,  разведя  руки  по  сторонам.    –  Ты  делаешь  это,  чтобы

доказать,  что  лучше  него?  Валяй,  Гевин!  Неужели  ты  не  видишь,  что  ведешь  себя  как

ребенок?

– Ты чертовски права, я делаю это, чтобы доказать, что я лучше! Он был дерьмовым

отцом, которого волновала лишь игра. Так было до тех пор, пока к нему не приклеилась

чертова  баба,  заставляя  его  думать,  что  он  круче,  чем  на  самом  деле.  Может,  он  и  был

лучшим,  но  все  равно  был  достаточно  туп,  чтобы  связываться  с  женщиной,  которая

использовала его ради денег. Он был настолько туп, что влез в дерьмо, в которое не имел

права соваться, и все потому, что позволил охотнице за деньгами водить себя за член. И он

был настолько туп, что отдал жизнь из-за той самой женщины, которая этого не стоила! Ни

одна женщина не стоит этого, и я собираюсь доказать раз и навсегда, что я не только лучший

игрок в карты, но и умнее, чем мой отец!

Я делаю шаг назад, когда истерический смех вырывается из моего горла.

– Так вот как ты обо мне думаешь? О Боже, –  мне нечем дышать, бесконечные слезы

стекают по моим щекам. – Ты действительно так обо мне думаешь?

– Что? – Гевин хмурится, словно даже не понимает, что только что сказал. – Нет. Нет!

Господи, Пенелопа, я говорю не о тебе. Я просто…

– Тогда не играй против него, – перебиваю я, вызывающе поднимая подбородок.

Гевин замирает.

– Что?

– Не играй против него. Докажи, что ты не твой отец, не играя вообще. Выбери меня

между дурацкой игрой в покер.

Его зрачки расширяются, когда в отчаянии качает головой.

– Я не могу.

От его слов разрывается сердце, хотя я и без того догадывалась, что он так и скажет.

– Ты хоть понимаешь, когда будет проходить игра?

– Я... В среду, – в замешательстве отвечает он, не имея ни малейшего представления

о том, что это за дата.

Я горько смеюсь.

– Да, в среду. По всей видимости, то, что не касается тебя лично не имеет для тебя

значения, – я тыкаю пальцем ему в грудь. – Ты согласился играть с Харли перед камерами

в отеле «Парагон» как раз во время моего первого выступления с La Magie.

–  Бл*ть,  –  шипит  он,  проводя  пальцами  по  волосам.  –  Бл*ть!  Пенелопа,  я  забыл.

Прости...

Я поднимаю руку, чтобы остановить его.

–  Оставь  это.  Мне  не  нужны  твои  гребаные  извинения.  Я  хочу  услышать,  что  ты

откажешься от этой игры.

Страдание. Абсолютное страдание омывает его красивые черты лица, когда он почти

незаметно покачивает головой.

– Я не могу, – опустошённо шепчет он.

Не  желая  раскиснуть  перед  ним  окончательно,  я  моргаю  несколько  раз,  чтобы

сдержать  поток  слез,  расправляю  плечи  и  поднимаю  подбородок,  потому  что  уходить

отсюда я буду гордой, черт возьми.