Изменить размер шрифта - +
Но это длинная материя, мистер Астлей.
Тут много надо бы знать предварительно. Впрочем, это вопрос важный - как  ни
смешно все это с первого взгляда. Француз, мистер Астлей, это - законченная,
красивая форма. Вы, как британец, можете с  этим  быть  несогласны;  я,  как
русский, тоже несогласен, ну, пожалуй, хоть  из  зависти;  но  наши  барышни
могут  быть  другого  мнения.  Вы   можете   находить   Расина   изломанным,
исковерканным и парфюмированным; даже читать его, наверное,  не  станете.  Я
тоже нахожу его изломанным, исковерканным и парфюмированным,  с  одной  даже
точки зрения смешным; но он прелестен,  мистер  Астлей,  и,  главное,  -  он
великий поэт, хотим или  не  хотим  мы  этого  с  вами.  Национальная  форма
француза, то есть парижанина, стала слагаться в изящную форму, когда мы  еще
были медведями. Революция наследовала  дворянству.  Теперь  самый  пошлейший
французишка может иметь  манеpы,  приемы,  выражения  и  даже  мысли  вполне
изящной формы, не участвуя в этой форме ни своею инициативою, ни  душою,  ни
сердцем; все это досталось ему по наследству. Сами  собою,  они  могут  быть
пустее пустейшего и подлее  подлейшего.  Ну-с,  мистер  Астлей,  сообщу  вам
теперь, что нет существа в мире доверчивее и откровеннее доброй, умненькой и
не слишком изломанной русской барышни. Де-Грие, явясь в  какой-нибудь  роли,
явясь замаскированным, может завоевать ее сердце с необыкновенною легкостью;
у него есть изящная форма, мистер Астлей, и барышня принимает эту  форму  за
его собственную душу, за натуральную форму  его  души  и  сердца,  а  не  за
одежду, доставшуюся ему по наследству. К величайшей  вашей  неприятности,  я
должен вам признаться, что англичане большею частью угловаты и  неизящны,  а
русские довольно чутко умеют различать красоту и на  нее  падки.  Но,  чтобы
различать  красоту  души  и  оригинальность  личности,   для   этого   нужно
несравненно более самостоятельности и свободы, чем у наших женщин, тем более
барышень, - и уж во всяком случае больше опыта. Мисс Полине же  -  простите,
сказанного не воротишь - нужно очень, очень  долгое  время  решаться,  чтобы
предпочесть вас мерзавцу Де-Грие. Она вас и  оценит,  станет  вашим  другом,
откроет вам все  свое  сердце;  но  в  этом  сердце  все-таки  будет  царить
ненавистный  мерзавец,  скверный  и  мелкий  процентщик  Де-Грие.  Это  даже
останется, так сказать, из одного упрямства и самолюбия, потому что этот  же
самый Де-Грие явился ей когда-то в ореоле изящного маркиза,  разочарованного
либерала и разорившегося (будто бы?), помогая ее семейству и легкомысленному
генералу. Все эти проделки открылись после. Но это  ничего,  что  открылись:
все-таки подавайте ей теперь прежнего Де-Грие - вот  чего  ей  надо!  И  чем
больше ненавидит она теперешнего Де-Грие, тем больше тоскует о прежнем, хоть
прежний и существовал только в ее воображении. Вы сахаровар, мистер Астлей?
     - Да, я участвую в компании известного сахарного завода Ловель и Комп.
     - Ну, вот видите, мистер Астлей. С  одной  стороны  -  сахаровар,  а  с
другой - Аполлон Бельведерский; все это как-то не связывается.
Быстрый переход