Я начал с десяти гульденов и опять с passe. К passe я
имею предрассудок. Я проиграл... Оставалось у меня шестьдесят гульденов
серебряною монетою; я подумал - и предпочел zero. Я стал разом ставить на
него по пяти гульденов; с третьей ставки вдруг выходит zero, я чуть не умер
от радости, получив сто семьдесят пять гульденов; когда я выиграл сто тысяч
гульденов, я не был так pад. Тотчас же я поставил сто гульденов на rouge -
дала; все двести на rouge - дала; все четыреста на noir - дала; все
восемьсот на manque - дала; считая с прежним, было тысяча семьсот гульденов,
и это - менее чем в пять минут! Да, в эдакие-то мгновения забываешь и все
прежние неудачи! Ведь я добыл это более чем жизнию рискуя, осмелился
рискнуть и - вот я опять в числе человеков!
Я занял номер, заперся и часов до трех сидел и считал свои деньги.
Наутро я проснулся уже не лакеем. Я решил в тот же день выехать в Гомбург:
там я не служил в лакеях и в тюрьме не сидел. За полчаса до поезда я
отпpавился поставить две ставки, не более, и проиграл полторы тысячи
флоринов. Однако же все-таки переехал в Гомбург, и вот уже месяц, как я
здесь...
Я, конечно, живу в постоянной тревоге, играю по самой маленькой и
чего-то жду, рассчитываю, стою по целым дням у игорного стола и наблюдаю
игру, даже во сне вижу игру, но при всем этом мне кажется, что я как будто
одеревенел, точно загряз в какой-то тине. Заключаю это по впечатлению при
встрече с мистером Астлеем. Мы не видались с того самого времени и
встретились нечаянно; вот как это было. Я шел в саду и рассчитывал, что
теперь я почти без денег, но что у меня есть пятьдесят гульденов, кроме
того, в отеле, где я занимаю каморку, я третьего дня совсем расплатился.
Итак, мне остается возможность один только раз пойти теперь на рулетку, -
если выиграю хоть что-нибудь, можно будет продолжать игру; если проиграю -
надо опять идти в лакеи, в случае если не найду сейчас русских, которым бы
понадобился учитель. Занятый этою мыслью, я пошел, моею ежедневною прогулкою
чрез парк и чрез лес, в соседнее княжество. Иногда я выхаживал таким образом
часа по четыре и возвращался в Гомбург усталый и голодный. Только что вышел
я из сада в парк, как вдруг на скамейке увидел мистера Астлея. Он первый
меня заметил и окликнул меня. Я сел подле него. Заметив же в нем некоторую
важность, я тотчас же умерил мою радость; а то я было ужасно обрадовался
ему.
- Итак, вы здесь! Я так и думал, что вас повстречаю, - сказал он мне. -
Не беспокойтесь рассказывать: я знаю, я все знаю; вся ваша жизнь в эти год и
восемь месяцев мне известна.
- Ба! вот как вы следите за старыми друзьями! - ответил я. - Это делает
вам честь, что не забываете... Постойте, однако ж, вы даете мне мысль - не
вы ли выкупили меня из рулетенбургской тюрьмы, где я сидел за долг в двести
гульденов? Меня выкупил неизвестный.
- Нет, о нет; я не выкупал вас из рулетенбургской тюрьмы, где вы сидели
за долг в двести гульденов, но я знал, что вы сидели в тюрьме за долг в
двести гульденов. |