Изменить размер шрифта - +
Ну что, что могут они мне сказать
нового, чего я не знаю? И разве в этом дело? Тут дело  в  том,  что  -  один
оборот колеса и все изменяется, и эти же самые моралисты первые  (я  в  этом
уверен) придут с дружескими шутками поздравлять меня. И не будут от меня все
так отворачиваться, как теперь. Да наплевать на них на всех! Что  я  теперь?
Zero. Чем могу быть завтра? Я завтра могу из  мертвых  воскреснуть  и  вновь
начать жить! Человека могу обрести в себе, пока еще он не пропал!
     Я действительно тогда поехал в Гомбург, но... я был  потом  и  опять  в
Рулетенбурге, был и в Спа, был даже и в Бадене, куда  я  ездил  камердинером
советника Гинце, мерзавца и бывшего моего здешнего барина. Да,  я  был  и  в
лакеях, целых пять месяцев! Это случилось сейчас после тюрьмы. (Я ведь сидел
и в тюрьме в Рулетенбурге за один здешний  долг.  Неизвестный  человек  меня
выкупил, - кто такой? Мистер Астлей? Полина? Не знаю, но долг был  заплачен,
всего двести талеров, и я вышел на  волю.)  Куда  мне  было  деваться?  Я  и
поступил к этому Гинце. Он человек молодой и ветреный, любит полениться, а я
умею говорить и писать на трех языках. Я  сначала  поступил  к  нему  чем-то
вроде секретаря, за тридцать гульденов в месяц; но кончил у  него  настоящим
лакейством: держать секретаря ему стало не по средствам,  и  он  мне  сбавил
жалованье; мне же некуда было идти, я остался - и таким  образом  сам  собою
обратился в лакея. Я недоедал и недопивал на его службе, но зато  накопил  в
пять месяцев семьдесят гульденов. Однажды вечером, в Бадене, я объявил  ему,
что желаю с ним расстаться; в тот же вечер я отправился на рулетку.  О,  как
стучало мое сердце! Нет,  не  деньги  мне  были  дороги!  Тогда  мне  только
хотелось, чтоб завтра же все эти  Гинце,  все  эти  обер-кельнеры,  все  эти
великолепные баденские дамы, чтобы все они говорили  обо  мне,  рассказывали
мою историю, удивлялись мне, хвалили меня и  преклонялись  пред  моим  новым
выигрышем. Все это детские мечты и заботы, но... кто знает:  может  быть,  я
повстречался бы и с Полиной, я бы ей рассказал, и она бы увидела, что я выше
всех этих нелепых толчков судьбы... О, не деньги мне дороги! Я  уверен,  что
разбросал бы их опять какой-нибудь Blanche и опять ездил  бы  в  Париже  три
недели на паре собственных лошадей  в  шестнадцать  тысяч  франков.  Я  ведь
наверное знаю, что я не скуп; я даже думаю, что я расточителен,  -  а  между
тем, однако ж, с каким трепетом, с каким замиранием сердца я выслушиваю крик
крупера: trente et un, rouge, impaire et passe или: quatre,  noir,  pair  et
manque! С какою алчностью смотрю я на игорный стол, по  которому  разбросаны
луидоры, фридрихсдоры и талеры, на столбики золота,  когда  они  от  лопатки
крупера рассыпаются в горящие, как жар, кучи, или на длинные в аршин  столбы
сеpебpа, лежащие вокpуг колеса. Еще подходя к игоpной зале, за две  комнаты,
только что я заслышу  дзеньканье  пересыпающихся  денег,  -  со  мною  почти
делаются судороги.
     О, тот вечер, когда я понес мои семьдесят гульденов  на  игорный  стол,
тоже был замечателен. Я начал с десяти гульденов и опять с passe.
Быстрый переход