|
. Я ведь знал, что ты не поймешь меня… Я же говорил тебе об увлечении… Это то же самое… Какая то мания, если хочешь, необходимость, возникающая, когда больше нечего делать… Впервые он отважился на тонкий намек по поводу своей отставки, но сама госпожа Мегрэ неоднократно думала об этом. – Приходишь туда сначала один два раза… Затем, в один прекрасный день, чувствуешь себя сбитым с толку, если игру почему то отменили… Привыкаешь к лицам, шуткам… У тебя «свой» стул, «своя» игра в карты… Он говорил не для нее, а для себя. С самого утра, нет, еще со вчерашнего дня в нем зрело отвращение к его теперешней жизни, и он испытал явное облегчение, избавившись от этого тягостного чувства. – Это абсолютно то же самое слепое увлечение!.. Ну пойми же наконец, что другие люди в таких же обстоятельствах привязываются к какой нибудь девчонке и начинают считать ее центром своей жизни! Я вспоминаю реакцию людей, когда, во время моей службы в уголовной полиции, речь заходила о преступлениях на почве страсти. Я показывал им фотографию женщины, и почти все они восклицали: «Она даже не красива! Как могли убить из за нее?» Героини драм на почве страсти никогда не бывают красивы! Этот яд действует не сразу. Когда Урбен, один среди нас, разглядел эту девушку, это чувство поразило его, словно смертельная болезнь… Одна только мысль, что мясник… Ты еще не догадалась? – Он убил его? – вырвалось у ничего не понимавшей госпожа Мегрэ. – И ты туда же! Опять возвращаешься к тому же? Вас что же, только это интересует? Кровь! Тайна! Он убил! Убил! Убил!.. Но, черт побери, вы что, не видите – в жизни есть и другие вещи! Я стараюсь объяснить тебе мучительную драму, а ты меня спрашиваешь, кто убил… Попробуй представить этот уголок улицы возле моста, «Гран Кафе» с его летней террасой и лавровыми деревьями в зеленых кадках, а напротив – красные решетки мясной лавки… С одной стороны, жена мясника, которая торчит весь день в лавке и лишь иногда выходит на порог, чтобы позвать сынишку, играющего на улице… С другой стороны, еще одна женщина, грустная и нездоровая, и еще один ребенок, и мужчина, поглощенный только одной мыслью: Анжель! И эта Анжель, маленькая, некрасивая, вероятно, глупая и совершенно лишенная очарования! И тем не менее мясник и его сосед кружат вокруг нее, словно жеребцы вокруг кобылицы, оба терзаясь от ревности, следя друг за другом, угрожая друг другу взглядом и не желающие больше ничего в мире… Теперь ты понимаешь? И госпожа Мегрэ ответила: – Я поняла, что мужчины – животные… Вот и все, что ты хотел мне объяснить… Ну а теперь что он будет делать?.. Его арестуют? Тогда Мегрэ, рассердившись, поднялся в свою комнату, резко захлопнул дверь и, не без основания, повернул в замке ключ. Он появился только к ужину и был не в лучшем настроении. Однако спросил подозрительно: – Никто не приходил? – Нет! – А! – Ты кого то ждал? – Я?.. Нет!.. С чего ты взяла!.. За несколько часов он сделал все возможное, чтобы у людей пропало желание обращаться к нему, но оказалось, что это нисколько его не радует. – Ты уйдешь после ужина? – Почему это я должен уходить? – Не знаю… Мне казалось… Мегрэ не ушел. На следующее утро, захватив с собой перекусить, он большую часть времени провел на рыбалке и вернулся только в четыре часа с довольно большой щукой и окуньками для жарки. – Похороны завтра утром… – объявила жена. – Ты пойдешь со мной? – Почему бы нет? – В газете, похоже, считают это делом рук какого то бродяги… И ни словечка об этой Анжель… – И что? – Ничего… Я подумала… – Не стоит думать… Он никуда больше не выходил, так же как и накануне. |
