Я робко вошла в библиотеку, приблизилась к нему, спустилась на пол перед креслом и прислонилась головой к его колену. Оно казалось совсем настоящим. И рука, которая начала поглаживать мои волосы, тоже была настоящая.

— Привет, — сказал он.

Никакого недовольства, само собой. Меня же раздражала его невозмутимость.

— Послушай, — тихо сказала я. — Я хочу все объяснить. Я на тебя смотреть не буду, а вот так прислонюсь и буду говорить. Я немного опьянела и поэтому так размякла. Это ничего?

— Все хорошо, Джейн, — сказал он. Я закрыла глаза.

— Я очень глупая, — снова заговорила я. — И жуткая эгоистка. Это потому, что я богатая и не знаю настоящей жизни. Я спрятана от нее. Поэтому всегда делаю кучу ошибок.

Он тихонько засмеялся.

— Не надо меня перебивать, — еле слышно произнесла я. — Я хочу извиниться. Я знаю, тебе безразличны мои… мои заскоки. Но я должна извиниться для собственного спокойствия. Прости меня. Тут вот в чем дело. У меня никогда не было сексуальных отношений с мужчиной. Так, свидания, но ничего серьезного. Я девственница.

— Тебе всего шестнадцать.

— Почти все мои друзья начали в тринадцать-четырнадцать. Все равно. Все равно я теперь никогда не пойду с мужчиной. Не хочу. — Я остановилась, не потому, что ждала ответа, просто нужно было удержат слезы. — Потому что я в тебя влюбилась. Пожалуйста, не надо смеяться или успокаивать. Или говорить, что это пройдет. Не пройдет. Я тебя люблю. — Мой голос был спокойным, приятно было это сознавать. — Я знаю, что ты не любишь. Не умеешь любить. Я знаю, что мы все, как ломтики пирога — не надо, взмолилась я, почувствовав, что он затрясся в беззвучном смехе. — Но у нас с тобой меньше двух дней, потом вернется мама, а Египтия захочет тебя обратно. Я не знаю, готова я или нет, но, пожалуйста, сделай меня женщиной. Я ведь не похвастаться этим хочу и не избавиться кое от чего, будто ногти обстричь, и не от скуки. А потому… потому… — я замолчала и потерлась о него щекой. Его длинные пальцы гладили меня по голове и прижимали к себе. Я знала, что на этот раз попала в точку. Он мог если не доставить мне телесное удовольствие, то хотя бы принести успокоение. Он мог мне помочь. Вспомнить свою функцию. Его ласка передалась мне, сила и ласка. Пусть я его не знала — он был непознаваем, — но я доверилась ему.

Я медленно поднялась с пола и протянула ему руку, он взял ее, встал с кресла и посмотрел на меня. Глаза его были полны нежности и сатанинской радости. Именно сатанинской и именно радости.

— Я люблю тебя, — сказала я, встретившись с ним взглядом.

— Я знаю, — отозвался он. — Ты произнесла это в квартире Кловиса у окна.

— Ты слышал? Ведь я даже не шептала…

— Я видел твое отражение в стекле. Как и ты мое. Движение губ.

— Ну… тогда ты знаешь. Я не хотела, я боялась это говорить. Случайно вырвалось.

— «Я люблю тебя», сказала она случайно. — Не бойся говорить это. Насколько я знаю, ты первый человек, который меня полюбил.

— Но ведь…

— Да, ко мне тянулись. Отдавались. Но не любили.

— Только не надо смеяться надо мной, ладно?

— Что ты, Джейн?

— А может быть, — сказала я, — ты сможешь обойтись без моих инструкций? А?

— Хорошо, — согласился он.

Он притянул меня в свои объятия.