— Погибать не надо, — торопливо сказал его собеседник. — Вы еще нужны Паризии и вашему королю!
Он задумчиво и величественно пошевелил пальцами.
— И вот что, — казалось, он находился в нерешительности. — Переоденьтесь, герцог. Там ваше одеяние будет вызывать, по меньшей мере, недоумение и любопытство. Оденьтесь англичанином или хотя бы голландцем. Поедете через Испанию, документы для вас уже готовы у нашего посла. Разумеется, что поедете вы не под своим именем, это бы было слишком опасным, мой дорогой герцог.
Страшный нечеловеческий вопль прервал утреннюю тишину.
— Что это? — король поморщился.
— Не извольте беспокоиться, сир, — сказал герцог де Роган. — Вчера несколько гугенотов поймали. Архиепископ Паризии обращает их в истинную веру.
— Подлец, — произнес Луи XVI историческую фразу. — Какое утро испортил!
Часть третья
БЕЗУМИЕ ПРИНЦА БЕРТРАНА
ПОРОЧНАЯ ГЕРЦОГИНЯ,
3 июля 1953 года
Бертран прогуливался по парку, когда вновь встретил женщину, обратившую на себя внимание во время бала. Она была старше его, но в женщине крылась какая-то порочная привлекательность, заставлявшая Бертрана Гюльзенхирна вновь и вновь бросать взгляды на нее. Женщина была в платье, скрывавшем ее формы, невозможно было понять, какие у нее ноги, но вместе с тем легко оценить ее грудь, круглыми упругими мячиками выпирающую из корсета. Женщина стояла под деревом с местным плодом в руке — зеленоватым и бугристым, чем-то сразу напомнившим Бертрану русскую гранату «лимонку». Матовое лицо ее было привлекательным, если не сказать больше, похожие на крупный чернослив глаза разглядывали принца с порочным оживлением, словно женщина ожидала от него каких-то действий и была разочарована тем, что он этих действий по каким-то причинам не предпринимал. Бертрану вновь бросилась в глаза чувственная мушка над полными улыбающимися губами.
Да, эта женщина была значительно старше его. И все-таки она вызывала в Бертране желание. Как уже говорилось, в жизни Гюльзенхирна было не слишком много женщин. Связываться с падшими женщинами Бертран не хотел, в сиротском доме ему преподавали любовь как нечто возвышенное. Бертран, конечно, знал, что детей отнюдь не находят в капусте и аисты их тоже не приносят. Что и говорить, незнакомка волновала Бертрана, хотя он пытался не признаваться самому себе в причинах этого волнения.
— Принц, хотите? — с некоторой двусмысленностью сказала незнакомка, протягивая Бертрану загадочный плод. У нее был чувственный хрипловатый голос, от которого Бертрана бросило в жар, а потом в холод. Именно такой женский голос производил на юношу впечатление.
— Вы… вы гуляете здесь? — выдавил Бертран.
Женщина засмеялась.
— Удивительная проницательность, принц, — сказала она. — От вас не укроется ни одна загадка. Конечно же, я здесь гуляю. Не думает же вы, что я работаю здесь садовницей?
— Извините, — сказал Бертран, — не знаю вашего имени… Вам не кажется, что все происходящее здесь имеет несомненный безумный оттенок?
— Ах, принц, — женщина засмеялась и подбросила плод на ладони. У нее была узкая ладонь с длинными породистыми пальцами, которые от ухоженных, покрытых розовым лаком ногтей казались еще длиннее. — Вы слишком серьезно воспринимаете происходящее. Надо ко всему относиться проще. Разве нельзя воспринимать все как игру, в которую увлеченно играет весь город?
Она игриво коснулась щеки Бертрана.
— Боже, как вы серьезны! Вам это совершенно не идет. Кстати, пора бы и познакомиться. |