В его последней фразе столько экспрессии, а может, виной всему его чеканный британский говор, но у меня на руках, шее и спине поднимаются невидимые волоски, ползут мурашки, да так резво, что я даже вздрагиваю.

Британец чувствует мой взгляд и непроизвольно реагирует — находит меня. Мы смотрим друг на друга совсем недолго, и что для меня важно — он отводит глаза первым, причём резко, как будто с досадой, затем делает глоток из своей банки с пивом. Кто-то из ребят спрашивает:

— И что дальше?

— А дальше ничего, — отвечает.

— Как это, ничего?

— А вот так. Нечто в любой момент может превратиться в НИЧТО.

— А НИЧТО в нечто! — добавляет та самая девушка, волосы которой похожи на паклю, и улыбается ему так, словно оборачивает, окутывает его собой.

Но его взгляд снова обращён на меня — всего несколько мгновений зрительного контакта, но именно в этом ничтожно малом отрезке времени словно решается наше будущее, а мы двое замерли, застыли на месте, не дыша и наблюдая за тем, как судьба скрипит пером, вписывая в свою скрижаль наши имена, располагая их рядом, вместе.

— Интересный этот парень, — тычу пальцем в моего автобусного незнакомца.

— Да, классный, — соглашается Адити.

— Голос у него необычный.

— Голос? Да ты обрати свой девственный взор на эти плечи, руки, талию… мать честная! А губы? Это ж самые «целовабельные» губы, чтоб ты знала! Я только смотрю на них, а во рту уже сладко-сладко…

Да, мой незнакомец хорошо сложен. Даже слишком. Мужского много не только в его голосе, но и в каждой детали впечатляющей пропорциями фигуры. Смятая вечеринкой футболка собирается влажными складками на его плечах и лопатках, вызывая желание протянуть руку и отлепить её от его кожи, снять и вышвырнуть вон, а затем внимательно изучить то, что он там под ней прячет.

А может, это просто мартини шалит в моей не привыкшей к градусам голове?

Hammock — Tether of Yearning

Подумав эту мысль, я решаюсь выйти глотнуть воздуха на террасу. От открывшегося вида перестаю дышать: когда-нибудь, когда стану самым лучшим в Ванкувере, да что там, во всей провинции педиатром, куплю себе квартиру в Китсилано! И обязательно в высотке, на одном из верхних этажей, чтобы вот так, как сейчас, любоваться горами…

Воздух в этот вечер совершенно прозрачен, что редкость в наших краях, и горная гряда на фоне залитого лилово-оранжевым закатом горизонта виднеется чётко, как на открытке. А под ногами — тёмные северные воды залива Беррард. Мне кажется, я даже вижу мерцающие вдалеке огни нашей столицы и моей тёзки Виктории на острове Ванкувер.

Шум отъезжающего в сторону слайда балконной двери заставляет меня вздрогнуть и практически застыть: это Он. С его присутствием терраса сразу становится вдвое меньше. Или это я в страхе ожидаю ответа на мои глупости в клинике?

Горы всё так же прекрасны, залив всё так же холоден, только небо становится более тусклым и света всё меньше, прямо как в картине недавно нарисованной этим парнем — жизнь после ядерной ночи.

Я жду от него каких-нибудь обидных или, по крайней мере, едких слов. Но он молчит, в его руках сигарета и зажигалка.

— Будешь? — предлагает мне.

— Я не курю, — отвечаю, копируя его спокойствие в голосе, почти умиротворение.

Он кивает, прикуривает, а я завороженно наблюдаю за мерцающим красным огоньком в его руках. Вечер безветренный, но дым медленно тянется в мою сторону, одевает меня облаком.

— Извини, — и я обнаруживаю, что британский грудной голос может быть не только громким и тяжёлым, но и очень мягким и тихим.