Ванная в доме Кусакадо, видимо по желанию прежних хозяев, была очень просторной – восемь татами под фуро плюс раздевалка на три татами. Кодзи хотел передать тальк через дверь, но Юко сказала:

– Ничего-ничего. Заходи.

Как и следовало ожидать, Юко, приняв ванну, уже надела юкату из ткани с крупным рисунком, перехваченную в талии темно-зеленым поясом. Зачесанные на макушку волосы были влажными от пара, на затылке выступили бисеринки пота, блестевшие в тусклом свете, как вечерняя роса. Кодзи вспомнился шум теплого ливня, который в сумерках обрушился на крыши теплиц и принес с собой духоту.

Юко присела, и около ее ног Кодзи увидел странную картину. В неярком свете на боку лежал, как труп, исхудавший голый человек. Глаза его были закрыты и обращены к потолку, нижняя часть тела засыпана белой пудрой. Кодзи передал Юко банку с тальком и собрался уходить, но она остановила его:

– Тебе ведь тоже надо вымыться? Чего зря топить? Полезай сейчас. Вода такая чудесная!

Кодзи замер в проходе у открытой двери.

– Ну давай же, заходи! Он простудится на сквозняке. Да не стесняйся ты! Раздевайся и лезь.

В ладони Юко уже держала горсть порошка, зачерпнутого из новой банки. При скудном освещении он излучал холодную белизну, словно ядохимикат. Кодзи быстро скинул одежду в углу раздевалки. Дверь в ванную была приоткрыта, видимо, чтобы впустить теплый пар, поэтому закрывать ее он не стал.

Кодзи отмокал в горячей воде, его взгляд был прикован к раздевалке. Сидя в фуро, он ощущал странное одиночество, гнетущее и молчаливое. Такого чувства у него не бывало даже в тюрьме. В мире людей столько причудливых ритуалов (и все они порождены необходимостью)! Юко высыпала остатки талька на отмытое обнаженное тело Иппэя и мягкими движениями принялась тщательно растирать его по коже. В густых клубах пара мелькали ее белые пальцы, они то сгибались под острым углом, – казалось, между ними разворачивается какое-то жесткое соперничество, – то двигались расслабленно и лениво.

Кодзи наблюдал за этим действом из фуро через приоткрытую дверь, и вдруг на него нахлынуло возбуждение. Он представил, как эти самые пальцы ласкают каждую клеточку его тела.

Но сейчас плоть, которую массировали пальцы Юко, окутывала пелена смерти, бесчувственно равнодушная и умиротворенно теплая. Сомнений быть не могло. Это было понятно даже на таком расстоянии, с места, откуда смотрел Кодзи. Тщательно вымыв между пальцами ног Иппэя, Юко сыпанула еще белого порошка и растерла его энергичными движениями так, что кожа заскрипела. Сквозь клубы пара временами проступал ее прекрасный профиль. Лицо ее раскраснелось и, несмотря на усердие, с которым она предавалась своему занятию, выражало расслабленное непристойное удовольствие. Похоже, это простое занятие, в котором покорность соединялась с чувством превосходства, дарило ей душевный покой. Кодзи почудилось, что он наблюдает за спящим силуэтом ее далекой от целомудрия души.

Сидя в фуро, Кодзи крепко зажмурился.

Заметила ли Юко, что с ним происходит, или нет, но она вдруг заговорила бодро и деловито:

– Забыла спросить – ты подал заявление об отчислении из университета?

– Да. Из тюрьмы отправил.

– Ты поспешил, тебе не кажется? Неужели хочешь похоронить себя в «Оранжерее Кусакадо»?

Кодзи сидел в темной, очень горячей воде и молчал. Он увидел, как длинные распущенные волосы Юко образовали круг на поверхности воды, подался вперед, и ее волосы легли на его мокрую грудь.

* * *

А потом был пикник у большого водопада.

Целых три недели вопрос, состоится он или нет, оставался открытым. В чем причина такой неопределенности, Кодзи не понимал. От Иппэя это точно никак не зависело. Юко хотела, чтобы они отправились к водопаду втроем, поэтому Кодзи не ходил туда один, гуляя после работы.