А как-то ясным прохладным утром вдруг было решено, что они идут. В оранжерее не нашлось подходящих цветов, чтобы возложить к святилищу у водопада, поэтому Юко попросила Кодзи сорвать самую крупную горную лилию (они росли на скалах за усадьбой), а затем обмотала ее стебель алюминиевой фольгой. Она отправилась на природу в блузке из яванского ситца и лимонного цвета слаксах; к водопаду вели каменистые горные тропы, поэтому на ногах у нее были марокканские кожаные туфли на плоской подошве.

Иппэй был одет бог знает как: белая рубашка с открытым воротом, бриджи, клетчатые носки, туфли без шнуровки, на голове широкополая соломенная шляпа. В руке он держал прочную трость.

Кодзи надел джинсы и белую рубашку с закатанными рукавами; ему поручили нести фотоаппарат и корзинку с бэнто и чайным термосом. При нормальной ходьбе до водопада можно было добраться за полчаса, но, как полагал Кодзи, со скоростью Иппэя на дорогу ушло бы не менее часа. На деле получилось два часа.

Юко вывела Иппэя из арки, и все трое направились вниз по холму. Отсюда был хорошо виден порт, где стояло только одно судно. Поросшие лесом горы на другом берегу залива отражались в водной глади, их контуры, словно выведенные по лекалам, расплывались в море. В залив вышло несколько плотов ныряльщиков за жемчугом, а в глубине маленькой бухты лежал полузатопленный списанный синий баркас. Он уже был там, когда Юко перебралась в эти края, и с тех пор не изменился. Дополняли картину серебристые цистерны с горючим.

Звенели цикады; внизу приютилась деревушка, вдалеке по префектурному шоссе ехал автобус, и поднятое им облако пыли быстро окутало целую улицу с парикмахерской, галантерейным магазином, лавкой иностранных товаров, аптекой, кондитерской и магазином гэта. Маяк у входа в залив, ледодробилка и смотровая башня – три самые высокие постройки в деревне – возвышались над ровными рядами домов.

На востоке простирались пологие горы, куда и лежал путь участников пикника. Деревья и трава уже подсыхали от утренней росы и прошедшего накануне дождя. Водяной пар поднимался вместе с солнечным светом, – казалось, лес и горы полностью покрыты трепещущей серебряной фольгой. Стояла такая тишина, что возникало ощущение, будто все вокруг окутано тонким, сверкающим саваном смерти.

Лишь где-то вдалеке тарахтел компрессор – дробили камень.

– Нам вон туда. Видишь? По тропинке вдоль речки, там, между горами.

Юко указала направление цветком. Лилия расправила белые глянцевые, словно покрытые маслом лепестки и под палящим солнцем испускала густой пряный аромат. Охряная пыльца усыпала лепестки до самых краев. Внутреннюю, лимонного цвета сторону украшали блестящие темно-красные пятнышки. Крепкий стебель, на котором держался цветок, придавал ему достоинство и величественный вид.

Словно по волшебству пейзаж, на который указывала лилия, обрел изящество и утонченность. Все вокруг приобрело форму лилии. Горы, чистое небо над ними, сияющие облака стали подвластны одному цветку. Все краски, сконцентрированные в лилии, будто рассеялись по округе. Зелень леса окрасилась в цвет стебля и листьев лилии, земля – пыльцы, стволы старых деревьев – темно-красных пятнышек на цветке, сияющие облака – белых лепестков.

Сердце Кодзи наполнилось необъяснимой радостью. Это было счастливое воздаяние за раскаяние, то счастье, что пришло после времени, проведенного в одиночестве и потерянности. После двух лет страданий каждый из них троих, наверное, обрел свое счастье: Юко получила Иппэя, такого, каким хотела его видеть, Кодзи – свободу, а Иппэй… нечто неизведанное.

Высоко в небе над ними вдруг раздался крик коршуна.

– Тэйдзиро мне говорил, что по голосам птиц можно определить перемену погоды, – сказал Кодзи.