Встретив вопросительный взгляд Нины, Митя ответил:

– Извини. У каждого своя работа. У тебя свой шедевр, у меня будет – свой. Больше вопросов Нина не задавала, даже взглядом.

В кабинете Локка Митя в последний раз достал зажигалку, сделал вид, что собирается, попросив разрешения взглядом у хозяина, закурить свежую, толстую, душистую кубинскую сигару «Хуппман», даже приблизил сигару ко рту, изготовил зажигалку, но словно бы передумал, поставил сигару в кожаный стаканчик с выдавленным изображением лошадиной головы, и, повертев зажигалку в руках, сунул её в карман.

Локк, совершенно завороженный представившимся его глазам шедевром Сурбарана, просто потерял на какое-то время дар речи.

Было видно, что он не только страстный собиратель, но и знаток, истинный любитель. По тому, как он, подобно утонченному гурману смаковал глазами каждый сантиметр расчищенной работы, становилось понятно, что это человек одной пламенной страсти.

– Потрясающе! – наконец выговорил он. – Просите, что хотите. Я готов выдать вам премию, скажем, в размере 50 тысяч долларов…

Нина передернула плечиком.

– Удивительно, – подумала она, – даже в эту счастливейшую, наверное, для него минуту он как арифмометр, говоря современным языком, как компьютер считает деньги, боясь пообещать слишком много. Такая реставрация с приглашением известного европейского мастера стоила бы ему тысяч 200 – 250… Это не считая более дорогого «пансиона» Ну, да не за деньгами ехали.

Она взглянула на мужа и сына. На их довольных мордах были написаны и гордость, и удовлетворение удачей Нины.

– Мне достаточно обещанного ранее гонорара. – ответила Нина. – Я ведь и сама много получила от этой картины. Встречи с Сурбараном даром не проходят…

Ограбление в Мадриде. В Музее «Прадо» – выходной день

Понедельник, 19 октября 1998 года.

Самый обычный октябрьский день. От других дней этого года день 19 октября отличался двумя особенностями.

Во-первых, понедельник, значит – в большинстве музеев Европы – выходной день. За редким исключением. «Прадо» исключением не был.

И во-вторых, именно на этот день было назначено…

Впрочем, восстановим этот день по часам.

7 часов утра. Егор Патрикеев проснулся как обычно, в 6.30. Но первые полчаса мало отличались от утренних часов нашего героя в другие дни (зарядка, контрастный душ, легкий завтрак из овсянки и кофе с молоком), так что и рассказывать о них нет смысла. А вот сев в машину, которая уже ждала его у дома 19 по Таллиннской улице, он сразу начал действовать. То есть связался по спутниковому, защищенному от прослушивания телефону со своим хорошим знакомым, прокурором штата Техас, тот передал трубку своему помощнику, миссис Бэт МакКормик, и снова разговор, похоже, принес обеим сторонам некоторое удовлетворение. Из машины Егор послал международный факс в штаб-квартиру Европола, продублировал факсом в Лион, в штаб-квартиру Интерпола, подтвердил посылку факсов Центральному Бюро Интерпола в России. Ну, вот, кажется и все. Егор откинулся на мягкую спинку сиденья, задумался. Вроде бы все идет как надо: остались маленькие штрихи, как говорится, на портрете кисти большого мастера. Егор обладал достаточно высокой самооценкой, и, чтоб не задаваться, когда операция развивалась удачно, по тщательно выстроенному им плану, частенько занимался самоиронией, самоподначиванием. Это насчет «мастера». Как говорится, «еще не известно». Но – вот-вот…

7.