Изменить размер шрифта - +
Все пятеро удильщиков ушли еще до восьми, каждый – на

свой отрезок частных трехмильных угодий.
У меня была собственная программа, которую мы с вечера согласовали с хозяином. С тех пор, как я, семи лет от роду, выловил в Огайо из ручья свою

первую радужную рыбешку, у меня при виде быстрины всегда возникают два ощущения: во первых, что в ней должны водиться рыбины, а во вторых, что

их надо как следует проучить. Хотя Крукид Ривер и зарыбливается искусственно, самим рыбам про то неведомо, и ведут они себя так нагло, как если

бы в жизни не бывали вблизи инкубатора. Поэтому я с Брэгэном обо всем договорился. Пятеро рыболовов должны вернуться к домику в одиннадцать

тридцать, и тогда все три мили будут свободны. Вулф, в любом случае, не намерен садиться с ними за стол, а по мне, конечно же, никто скучать не

станет. Так что в моем распоряжении окажутся два часа и, как сказал Брэгэн, без особой, впрочем, сердечности, любая снасть и любые сапоги, какие

я найду в шкафах и ящиках.
После завтрака я предложил было свои услуги на кухне – резать грибы, зелень, и вообще быть на подхвате, но Вулф попросил меня не путаться под

ногами, поэтому я ушел и стал рыться в шкафах со снастью. Коллекция в них оказалась весьма внушительной, особенно если учесть, что до меня там

успели покопаться пять человек, из которых, должно быть, каждый выбирал себе, что получше. Наконец я остановился на трехколенном удилище «Уолтон

Спешиэл», катушке «Пауквиг» с леской на 0,7, клинообразных поводках, блесеннице с двумя дюжинами отборных мушек, четырнадцатидюймовой плетеной

ивовой корзинке, подсачке с алюминиевой рамой и болотниках «Уэдерзилл». Волоча примерно по четыре сотни зелененьких на каждую ногу, я пошел на

кухню, сделал себе три сандвича с ростбифами, взял пару шоколадок и спрятал их в корзинку.
Не дав себе труда стянуть болотники, я прошлепал на улицу – взглянуть, какое небо и откуда ветер. День стоял погожий, скорее даже слишком

погожий для удачной рыбалки: высоко над соснами висело несколько облачков, чересчур мелких, чтобы тягаться с солнцем, а с юго запада тянул

легкий ветерок. Река обегала охотничий домик почти правильным полукругом – так, что его главная веранда, размером с теннисный корт, выходила

прямо на центр излучины. Неожиданно я столкнулся с проблемой из области этикета. На одном конце веранды, ярдах в десяти слева от меня,

расположилась с каким то журналом Адриа Келефи, на другом – ярдах в десяти, справа, опершись подбородком на кулак и любуясь пейзажем, сидела

Сэлли Лисон. Ни та, ни другая и виду не подала, что увидела меня или услышала. Проблема состояла в следующем: здороваться мне с ними или нет, и,

если здороваться, то с которой начинать – с жены посла или с жены помощника государственного секретаря?
Я молча прошел мимо. Если их тянет посостязаться в заносчивости, о'кей. Но я подумал, что хорошо бы им заодно показать, перед кем они вздумали

задирать нос. И стал действовать. Ни кустов, ни деревьев между верандой и рекой, а вернее, просто ручьем, не было. Из целой коллекции кресел на

веранде я выбрал алюминиевое, с холщовым сидением и высокий спинкой, пронес его вниз, через лужайку, поставил на ровной площадке футах в десяти

от берега, достал из блесенницы «серый хакл», насадил, уселся в кресло, откинулся с комфортом на спинку, стравил немного лески, бросил мушку в

бурун, дал ей отплыть футов на двадцать по течению, подтянул обратно и забросил еще раз.
Если вас интересует, рассчитывал ли я на поклевку на этом совершенно неподходящем порожистом участке, я отвечу: да.
Быстрый переход