Став в России Егором Францевичем, Георг-Людвиг Канкрин всегда помнил слова своего отца: «Георг-Людвиг, никогда не забывай, что твоя родина – Германия. И она не может существовать без окружающих ее стран. Но помни и другое, что если станет худо России, то многим не сдобровать, а Германии – в десять раз более. Служи России, как родине своей, как новому Отечеству, превыше которого нет ничего в свете Божьем».
Егора Францевича не стало в 1845, а потом была война, названная Крымской, хотя военные действия охватывали весь периметр границ империи. В ходе ее осиротевшая финансовая разведка под руководством графа Ламберта Иосифа Карловича и Кейзерлинга Александра Андреевича выявляла и уничтожала финансовые каналы, работающие на подкуп чиновников военного и дипломатического ведомств, вскрывала факты мошенничества, а потом, уже под начальством Оскара Егоровича Канкрина, занималась выявлением каналов финансирования террористов… вплоть до гибели императора Александра II и эмиграции нашего шефа – Лорис-Меликова… Теперь…
– А теперь этой службой руководите вы, – догадалась Маша.
– Да, – граф выдохнул с облегчением, найдя повод не сообщать про плачевный, уже полностью неофициальный статус его службы в настоящее время. – Канкрин Георгий Викторович, к Вашим услугам…
– А мичман Головин… Александр Георгиевич… Мичман, стало быть – ваш сын?
– Племянник. Его отец, Георгий Александрович Канкрин, статский советник по министерству финансов, погиб три года назад, расследуя одно дело на Иркутской таможне. Но я люблю Сашу, даже больше, чем сына и обещал Георгию, что обязательно позабочусь о внуке… Вот с вашей помощью, пока это удается. А Головин – это просто необходимый для работы псевдоним, который позволял ему какое-то время работать инкогнито… Насколько мы теперь видим – очень недолго… Я не закончил рассказ, но вы, думаю, уже догадались, в какую компанию попали и почему мы так чураемся публичности.
– Но мне вы так подробно обо всём рассказали. Зачем?
– Затем, Маша, что Ваша жизнь уже никогда не станет прежней, такой, какой она была до встречи с Сашей и до вашего визита сюда. Есть, конечно, шанс, что вас никто не побеспокоит, но по моему опыту, бутерброд чаще падает маслом вниз. Поэтому, если у вас начнутся… к-хм… неприятности, вы должны понимать, с чем это связано и где искать защиту. А сейчас, милый ребенок, глядя на Ваши сонные глаза, я предлагаю сделать перерыв, ибо предполагаю, часть Вашего любопытства, отвечающего за здоровый сон, я уже удовлетворил…
* * *
Маше снился бушующий океан, барк, летящий по волнам и люди, падающие с палубы в ярко-розовые волны, будто подсвеченные из глубины каким-то огромным пронзительно-красным прожектором. Этот яркий свет из пучины, покидая водную стихию, смешивался в воздухе со столбами белого света, падающими от полной Луны, заплетался в тугие красно-белые жгуты и превращался в скалы, о которые бился бортами несчастный корабль, скидывая с себя в розовую пучину всё новые и новые жертвы.
– Подождите! Люди за бортом! Надо остановиться! – кричала Маша, но её никто не слышал. Корабль не останавливался. Брошенный штурвал свободно вращался, никем не удерживаемый и на мостике не было видно ни одной живой души. Только у самой кормы, сидел, безучастно сложив на груди руки, всемогущий министр финансов Александра I, граф Канкрин.
– Граф, сделайте что-нибудь! Мне нужна Ваша помощь! Надо остановить это безумие! – звала Маша, мертвой хваткой вцепившись в штурвал и чувствуя, что не сможет его удержать…
Будто очнувшись, граф встал во весь рост, повернулся лицом к носу корабля, широко раскинул руки и вдруг прыгнул за борт, но не упал в воду, а взмыл в небо и полетел прямо вверх, к Луне, сотрясая воздух пронзительным криком…
Маша проснулась от отчаянного вопля чаек, проникающего даже через плотно закрытое окно, наскоро привела себя в порядок, оделась и спустилась в гостиную. |