А коронация!.. Мария Фёдоровна гнала от себя эти воспоминания, но они назойливо вновь и вновь вставали перед её глазами в мельчайших ужасающих подробностях: когда Никки протянул руку к короне и хотел взять ее, тяжелая бриллиантовая цепь ордена Святого Андрея Первозванного, символ могущества и непобедимости, оторвалась от горностаевой мантии и упала к его ногам. «Один из шести камергеров, поддерживающих царскую мантию, наклоняется к сверкающей на полу регалии и подает ее министру Двора. Тот прячет Андреевскую цепь… в карман… Кошмар!»

А потом Ходынка! Эта треклятая Ходынка и записка Алекса́ндры Ви́кторовны Богдано́вич, хозяйки одного из крупнейших светских салонов Санкт-Петербурга… «Когда царь ехал к германскому послу на «музыкальное собрание» и спектакль, народ ему кричал – не на обеды он должен ездить, а «поезжай на похороны». Возгласы «разыщи виновных» многократно раздавались из толпы при проезде царя. Народ, видимо, озлоблен».

Вот он – результат домашнего воспитания, да, пожалуй, угодливых лакев и горничных, окружавших с малых лет наследника. Решений, выработанных в результате широкого обмена мыслями, в спорах и прениях, для него не существует. Недавно он сказал одному из своих приближенных: «Зачем вы постоянно спорите? Я всегда во всем со всеми соглашаюсь, а потом делаю по-своему!» Это пренебрежение Высший свет чувствует и платит царю той же монетой. Мария Федоровна прекрасно помнила первый для Никки прием дипломатического корпуса в Зимнем. На фоне дворцового великолепия, расшитых золотом генеральских мундиров, дипломатов и придворных, многим современникам царь в пехотном полковничьем мундире с лентой ордена Святого Александра Невского казался маленьким и тщедушным. Острили даже по поводу этой награды, замечая, что ордена Святого Владимира, учрежденного за отличия на государственной службе, новый царь пока себе не пожаловал.

Редактор крупнейшей и влиятельной газеты «Новое время» А. С. Суворин в первый день нового, 1898 года пересказывал свой характерный разговор с сыном, в котором затрагивалась тема прихода в Порт-Артур английских кораблей:

– Что же это, государь проглотит такую обиду?

– Отчего не проглотить? Он только полковник.

– Ну, пускай он произведет себя в генералы и таких обид не прощает.

Мария Федоровна села за стол и подвинула к себе папку, взятую специально в дорогу. Надо ещё раз просмотреть список тех, кого его сын приближал к себе в последнее время. Наверняка злодей кроется где-то среди них, а может быть они вообще все как-то связаны. «Что нужно делать, как править?» – этот вопрос волновал Никки с первых лет царствования, выбирал он себе советчиков весьма нетрадиционных… Вот среди них и стоит покопаться.

Николай II обращался к разным людям, часто стоящим от власти далеко. Он искал неофициальных советчиков, унаследовав традицию использования мнений «безответственных лиц» от покойного отца. Александр III, по словам М. А. Таубе, «при всем своем «самодержавии» и рядом с такими, так сказать, «самодержавными» министрами, как Победоносцев и граф Дмитрий Толстой, не отказывался прислушиваться и к мнениям частных застрельщиков, вроде Каткова и князя Мещерского». «Частный застрельщик» Мещерский был унаследован Николаем II от отца. Но им дело не ограничилось.

Одним из новых советчиков на короткое время оказался «человек ниоткуда» – инженер Николай Александрович Демчинский, увлекшийся предсказаниями погоды. Обладая литературным даром, он сумел «пробиться» к С. Ю. Витте. Через министра финансов ему удавалось получать значительные суммы на свои «предсказательские» изыскания – по 25–30 тысяч рублей в год. Но роль метеоролога Демчинского не устраивала: он воспользовался ею для проникновения к императору.