Мария Федоровна молча кивнула и опять погрузилась в воспоминания.

Известные черты характера ее сына в правящих кругах империи действительно вызывали опасения. Не скрывая их, адмирал H. M. Чихачев, управлявший Морским министерством, говорил сыну варшавского генерал-губернатора, что «наследник – совершенный ребенок, не имеющий ни опыта, ни знаний, ни даже склонности к изучению широких государственных вопросов. Наклонности его продолжают быть определенно детскими, и во что они превратятся, сказать невозможно. Военная строевая служба – вот пока единственное, что его интересует. Руль государственного корабля [выпал] из твердых рук опытного кормчего, и ничьи другие руки в течение, по всей вероятности, продолжительного времени им не овладеют. Куда при таких условиях направит свой курс государственный корабль – Бог весть».

И если бы только он… О неспособности ее мальчика носить корону гудело, как растревоженный улей, всё высшее общество. Уже в 1890-х годах впервые заговорили о безволии Николая II, якобы не способного вести русский политический корабль. Что бы он ни предпринимал, все встречало скептическое отношение и ухмылку. Кое-что Мария Федоровна слышала сама, о многом догадывалась. Ещё больше ей доносили многочисленные «сороки на хвосте», для которых в высшем свете не было никаких секретов.

«Неограниченное самодержавие до царствования Александра II было логично, – откровенничал в яхт-клубе барон H. E. Врангель. – Но после освобождения крестьян в 1861 году оно стало невозможно. Мыслящая Русь это понимает, народ – инстинктивно чувствует…»

«Вспомяните меня, – говорил о Николае II министр внутренних дел И. Н. Дурново, беседуя в день смерти Александра III с министром финансов С. Ю. Витте. – Это будет нечто вроде копии Павла Петровича, но в настоящей современности». Витте в беседах с покровительствующей ему Марией Федоровной потом часто вспоминал этот разговор, соглашаясь с тем, что у Николая II было немало черт Павла I и даже Александра. Но если Александр I по своему времени являлся одним из самых образованных русских людей, то император Николай II обладал «средним образованием гвардейского полковника хорошего семейства».

Вспоминая свой разговор с П. Н. Дурново, журналист и издатель А. С. Суворин записал в дневнике его слова о царе, произнесенные вскоре после кончины Александра III: «это будет слабосильный деспот». Ее Никки – деспот… Мария Фёдоровна улыбнулась и покачала головой.

Бологое окончательно растаяло в метельной мгле. Несмотря на все меры утепления, от оконного стекла, а может быть и не только от него, в лицо матери царя могильным холодом дышала январская стужа… Императрица передернула плечами, опустила бархатную штору, запахнула шаль и неторопливо ступая по мягкому ковру, подошла к своему письменному столу…

Надо что-то написать в дневнике… Ох уж это «надо»… Кажется, она осталась в этой семье единственной, кто свято чтит традиции и этикет, считая их нарушение плохим предзнаменованием… Ни свёкр – Александр II, ни муж – Александр III, ни сын – Николай II такими условностями себя не обременяли…

Свадьбу Никки и Аликс сыграли, не переждав сорокадневного траура по отцу, в день рождения императрицы Марии Федоровны, накануне Рождественского поста. Событие не имело аналогов в императорской семье, но на это молодой государь не обратил внимания. Даже Александр II, стремившийся как можно скорее узаконить свои отношения с княжной Долгорукой, венчался лишь спустя 40 дней после кончины императрицы Марии Александровны. Конечно, второй брак царя-реформатора и свадьбу его внука сравнивать некорректно, но все-таки вопросы придворного этикета Николай II откровенно игнорировал.

А коронация!.. Мария Фёдоровна гнала от себя эти воспоминания, но они назойливо вновь и вновь вставали перед её глазами в мельчайших ужасающих подробностях: когда Никки протянул руку к короне и хотел взять ее, тяжелая бриллиантовая цепь ордена Святого Андрея Первозванного, символ могущества и непобедимости, оторвалась от горностаевой мантии и упала к его ногам.