Халогаи тоже начали прорубаться к Криспу, к ним присоединились и имперцы, заметившие, что Автократор в опасности. Как-то внезапно вокруг императора не осталось ни единого живого фанасиота. Шлем Криспа оказался настолько помят, что торчал на голове под нелепым углом. На щеке у него виднелась резаная рана почти такая же, как у Катаколона, — а вторая на правой руке. Позолоченная кольчуга и щит были покрыты липкими красными брызгами.

— Привет всем, — произнес он. — Как ни удивительно, я все еще жив.

Со всех сторон послышались радостные возгласы, в том числе и Фостия. Он осмотрелся, отыскивая Сиагрия, но не заметил его. Реальным сражениям, как оказалось, не хватало и гладких концовок романов.

Крисп в мгновение ока превратился из простого всадника, сражающегося за свою жизнь, в командира целой армии.

— Давите их! — выкрикнул он, указывая в центр боевой линии. — Видите, как они дрогнули? Один хороший удар, и они побегут.

Если бы Заид не сказал давным-давно, что у Криспа нет магического таланта, то Фостий вполне мог поверить в то, что его отец — волшебник. Не успел он привлечь внимание солдат к прогнувшейся назад линии фанасиотов, как красные знамена еретиков повсюду начали падать — где-то знаменосцы погибали, а где-то у них вырывали знамена силой. Увидев это, имперцы издали радостный рев, раскатившийся по всей долине.

— Ну как ты об этом узнал? — изумился Фостий.

— О чем? А, об этом? — Крисп на секунду задумался, потом немного смутился.

— Ну, во-первых, я видел немало сражений и научился определять такое на глаз. А во-вторых… иногда — только не спрашивай, как это происходит — человеку удается как бы навязать свою волю всем сражающимся.

— Может, это и в самом деле магия? — Фостий понял, что спросил вслух, лишь когда Крисп рассудительно кивнул:

— Да, это магия, только не такая, как у Заида. Эврип тоже обладает ею, я видел это своими глазами. А у тебя пока не было возможности проверить себя. Нет сомнений, править можно и без нее, но если такой талант имеется, жизнь становится легче.

«Вот и еще один повод для волнений», — подумал Фостий, но тут же покачал головой. Не один повод, а два: обладает ли он магией лидерства, и насколько он окажется уязвим, если она у Эврипа будет, а у него — нет.

В другое время эти мысли не давали бы ему покоя часами, а то и днями.

Теперь же, когда ход битвы наконец-то склонился в пользу имперцев — неужели солнце уже перевалило за полдень? — ему некогда было терзаться сомнениями.

— Вперед! — разнеслось по всей линии. Фостий с радостью бросился в битву, потому что это избавило его от необходимости размышлять. Он уже понял в объятиях Оливрии, что это может стать чем-то вроде благословения. Беда только в том, что тревоги никуда не исчезают и, когда кончается битва или остывает любовный жар, они вновь поднимают головы.

Но не сейчас. Выкрикивая «Вперед!» вместе с остальными, он поскакал гасить последние очаги сопротивления фанасиотов.

Крисп обозрел плоды победы и нашел их, как всегда, жуткими. Пронзенные и искромсанные тела людей и лошадей стали строительными блоками того, что летописцы со временем назовут блестящей военной победой. Сейчас же поле боя напоминало Криспу бойню под открытым небом — вплоть до вони выпущенных кишок и жужжания голодных мух.

Повсюду бродили жрецы-целители, время от времени останавливаясь и оказывая помощь раненным наиболее тяжело. Они не делали различия между солдатами Криспа и фанасиотами. Правда, один раз Крисп увидел, как синерясник встал и пошел дальше, изумленно покачивая бритой головой. Наверное, решил император, у кого-то из фанасиотов хватило мужества сказать целителю, что он предпочитает отправиться по светлому пути.