За десять метров до него я выработала стратегию.

Он убрал телефон в карман.

– Мисс Монтеро! – пророкотал он. – Давненько мы не виделись.

Я продолжала идти к нему. Я открыла ворота.

– Не желаете зайти в дом? – Я постаралась придать голосу детскость и веселье. – Мамы нету, но она скоро вернется. Мы здесь остановились у друзей. Наш дом снесло ураганом.

Надо отметить, что на мне был купальник‑бикини, потому что он это заметил. «А детка‑то растет», – подумал он.

Он улыбнулся.

– Я объезжал район и услышал, что вы здесь…

– Где это вы услышали?

Но его мысли и так сказали: он проследил один из моих звонков Майклу.

– Да, кто‑то сказал. Ну и мы подумали, может, у вас появились новые догадки относительно смерти вашей подруги Кэтлин. Вы так неожиданно покинули Саратогу.

– Мне надо было навестить маму. – Я держала ворота полуоткрытыми.

Он думал, что войти в дом было бы стратегически выгодно, но при этом рискованно. Лучше делать это в присутствии взрослых.

– Вы точно не хотите зайти? В доме прохладнее.

Он хотел. Но не двинулся с места.

– Нет, так нормально. Кстати, я с прискорбием услышал о кончине вашего отца.

Ни тени скорби он не испытывал.

– Спасибо, – сказала я. – Но, понимаете, он не умер.

У него тут же завертелось множество мыслей, поскольку он всю дорогу не верил в папину смерть. «Мужчина в расцвете сил и умирает так внезапно. Но никаких признаков грязной игры».

– Не умер, – повторил он. – Вы хотите сказать, что он жив по‑прежнему?

– «Он жив, он пробудился. Смерть мертва»,[33] – процитировала я.

«Она что, спятила?» – подумал он.

«Нет, – хотелось мне сказать ему. – Просто мне четырнадцать».

Я прочла еще несколько строчек, распахнув глаза и призвав на помощь весь диапазон моего голоса:

Мир! Он не умер – только превозмог

Сон жизни, сон, в котором истязаем

Мы все самих себя среди тревог;

Сражаться с привиденьями дерзаем.

Агент Бартон явно не читал поэму Шелли «Адонаис».

«Бедный ребенок, – думал он. – Свихнулась. И неудивительно, учитывая все, через что ей пришлось пройти».

Я могла еще долго продолжать. Могла бы прочесть наизусть поэму целиком. Или сказать ему: «Кстати, мой папа вампир. И мама тоже. И я». Могла сказать ему, кто убил Кэтлин.

Могла рассказать ему о пожаре. Следователи не были уверены, устроил его Малкольм или такую форму приняла месть Денниса. Может, агент Бартон сумел бы в этом разобраться. А может, выяснил бы, кто положил розы на папину могилу.

Я могла бы рассказать ему, как выглядит мир в четырнадцать лет с точки зрения вечности.

Вместо этого я повторила:

«Мир! Он не умер – только превозмог».

Я печально улыбнулась ему. В искусстве сбивать с толку нет лучшего оружия, чем поэзия.

– Да, – сказал он. – Мир. – Растопырил пальцы вскинутой правой руки буквой V, развернулся и направился к взятому напрокат белому автомобилю. Я слышала, как он думает: «Это дело никогда не закрыть».

И я повернулась и пошла по дорожке обратно к дому, за мной семенила Грэйс. Полежу в гамаке, помечтаю, а там и вечер. На данный момент этого довольно.

ЭПИЛОГ

Давным‑давно, когда отец сказал мне: «К сожалению, вампиры редко записывают факты», – я подумала: «Ну, я‑то свое дело делаю».