Леди Харриет пришла в пасторский дом, чтобы узнать, какую характеристику дала мисс Дженшен мне.
«Друзилла работает хорошо. В математике можно было бы желать большего, и в этой части она исправляется. В целом она делает успехи». Было ясно, что я не подпадала под закон об изгнании. Мне нравилась школа. Я интересовалась учебой, и недостающее мне дома чувство соперничества подталкивало меня учиться лучше. В действительности, я не очень любила спорт, как, впрочем, и сама мисс Дженшен. Мне казалось, что когда ее взгляд останавливался на мне, я всегда ловила в нем луч одобрения. Более того, я не была поймана на связи с учениками из мужской школы. Леди Харриет более чем когда-либо была обеспокоена открытием, что я делаю успехи в своих школьных занятиях.
Она совершила беспрецедентный шаг, отправившись к мисс Дженшен, но вернулась потерпев поражение. Я думаю, что эта эскапада проучила ее, и она вернулась сникшей. Подтверждались ее страхи, что дочь может превратиться в нимфоманку.
Не колеблясь долго, она приступила к действиям. Она послала за моим отцом. Я не присутствовала на беседе, но узнала о ее содержании позже.
Она сказала моему отцу, что девочки нуждаются именно в завершающем образовании. Она наводила справки среди своих друзей и узнала о хорошей школе во Франции. Туда послала свою дочь герцогиня Ментовер, и каждый, знающий герцогиню, подтвердит, что она никогда не отправила бы свою дочь в школу, которая не соответствовала бы их требованиям во всех отношениях.
Меридиан-Хауз оказался плохим выбором. Эта мисс Дженшен была слишком деспотичной. То, чему девушек следует обучить, если они хотят хорошо устроиться в последующей жизни, — это светские манеры.
Мой отец слабо протестовал, говорил, что это была хорошая школа, что они с матерью хотели, чтобы я получала соответствующее образование, и он надеялся в этом смысле на Меридиан-Хауз. Судя по моим отзывам, мне там было очень хорошо. И мисс Дженшен сама писала ему об этом.
— Глупая женщина, — сказала леди Харриет. — Она, по-видимому, жаждет удержать одну из присланных ей девочек.
— Я думаю, что, если Друзилла останется, скажем, еще на два года…
— Совершенно неверно, пастор. Девочкам нужна хорошая завершающая школа. Они должны поехать во Францию, в школу, рекомендованную герцогиней.
— Леди Харриет, боюсь, что мне это не по средствам.
— Чепуха, я доплачу. Мне бы хотелось, чтобы Друзилла была с Лавинией. На протяжении многих лет они были такими подругами! Для них обеих было бы так хорошо поехать вместе.
После долгих колебаний мой отец согласился. Моя мама беспокоилась только об образовании. Мысль о «полировке» просто не приходила ей в голову. Эрудиция — это одно, а светские манеры — другое. Вероятно, у Лавинии будут сезоны в Лондоне, где она появится с необходимым ей внешним лоском; затем она будет представлена ко двору. Для меня же такое будущее не предусмотрено.
Теперь я понимаю, что отец хотел меня подготовить к тому, чтобы, когда его не станет, я сама могла заботиться о себе. Тогда у меня будет немного денег — очень немного — только чтобы я могла вести, вероятно, очень скромный образ жизни. Мне хотелось знать, считал ли он, что я некрасива и поэтому могу никогда не выйти замуж. Леди Харриет, по-видимому, убедила его в том, что, хотя мои условия жизни существенно отличаются от условий жизни Лавинии, я буду лучше подготовлена к вступлению в будущее с тем внешним лоском, который можно получить только в той школе, в которую она советует мне поступить; и поскольку она была готова оплачивать разницу в плате за обучение в Меридиан-Хаузе, в конце концов было решено, что я должна сопровождать Лавинию.
Выбранным учебным заведением был замок Ламазон, одно название которого приводило меня в возбуждение; и несмотря на то, что этим я была обязана леди Харриет, я не могла не трепетать от перспективы оказаться там. |