И опять ироничная улыбка. Он раздражал меня. Во-первых, он решил, что я имела связь во Франции и что Флер — результат этой связи, а теперь он намеревался сосватать меня с Колином Брейди. Это было просто дерзко… присвоить себе роль лорда поместья, заботящегося о своих вассалах.

Я хотела сказать ему, что не искала его общества и меня не трогают эти предположения, но я, конечно, не позволила себе ничего такого, и он сменил тему разговора.

Он заговорил об Индии — предмете, который, очевидно, восхищал его, о ее ландшафтах и народе. Он сказал, что еще не бывал там, но изучал ее уже так долго, что начал понимать эту страну.

Мне было интересно слушать о народе, системе каст, о могуществе компании, о рынках и экзотических товарах, которые там можно было купить. Я была совершенно увлечена, но не могла забыть предшествующий разговор и скрытого смысла того, что Флер является результатом моего неблагоразумия. Я, конечно, не могла сказать ему, что это его сестра, а вовсе не я, была центральной фигурой этой грязной трагедии.

Наконец поезд прибыл на нашу станцию. Один из грумов поместья Фремлинга подал карету, и Фабиан довез меня до пасторского дома.

Он взял меня за руку и, улыбаясь, попрощался.

— Это была самая интересная поездка, — сказал он с двусмысленной улыбкой.

Я чувствовала себя очень неловко и не могла выкинуть из головы мысль о пожаре в «Елях», задавая себе вопрос, кто из моих старых знакомых стал его жертвой. Была ли Джанин одной из них?

Миссис Янсон сказала мне, что, как она и ожидала, в мое отсутствие все было хорошо. У пастора был всего лишь один очень нехороший приступ, но она подумала, что нет необходимости прерывать мой отдых. Один или два раза заходил мистер Каррузерс, и, кажется, его визиты оказали на пастора очень благотворное влияние. Они там что-то делали со старыми картами и вещами, которые принес мистер Каррузерс, и для пастора это было успокаивающим средством. И, конечно, был мистер Брейди, следящий за всем, поэтому она могла сказать, что все прошло довольно хорошо.

Примерно в течение следующей недели моя дружба с обоими — с Дугалом Каррузерсом и Колином Брейди — казалось, стала носить иной характер.

Дугал приходил часто, и отец очень хотел, чтобы я принимала участие в их дискуссиях.

— Ты поймешь, как это все интересно, — сказал он. — Конечно, сильная сторона мистера Каррузерса — англосаксы… для меня — немного позднее время, но я нахожу все это увлекательным. Он хорошо знает раннеевропейскую историю. Ты найдешь его рассказ просто восхитительным.

Я была несколько удивлена, но это так. Он принес мне почитать книги, и я была рада отвлечься, поскольку была очень угнетена разговором, происшедшим во время неожиданной совместной поездки с Фабианом. Я не могла перестать думать о нем и его намеках.

Когда Лавиния вернется, я ей скажу, что она должна объяснить своему брату, каково было мое участие в этой авантюре. Было очевидно, что, сопоставив факты и обдумав их, он сделал собственные выводы. Я не хотела, чтобы он думал, что, во-первых, меня можно вовлечь в такое грязное дело, и, во-вторых, что я бросила своего ребенка… надежной няне, которой доверяла. Лавиния должна объяснить ему все.

Мне хотелось бы перестать думать о Фабиане, но он постоянно вторгался в мои мысли. Я не была уверена в своих чувствах к нему и временами была близка к мысли, что он мне не нравится. Я боялась встретить его, что всегда было возможно, поскольку мы жили близко друг от друга, и в то же время надеялась на встречу.

Из-за него я чувствовала себя полной жизни, всегда готовой к отпору. У меня была определенная тревога из-за Флер, но наши встречи действовали на меня возбуждающе.

Мне бы хотелось перестать вспоминать о пожаре в «Елях», но я постоянно думала о Джанин.