Его взгляд скользнул по ней так, будто он запоминал её.

– Я не задержусь дольше необходимого. Мне просто надо, чтобы ты подписала контракт. Ты должна была ожидать меня.

– Какой контракт? – Урсула медленно подняла перед собой нож. Вот только вместо кончика лезвия в её руке оказалась мягкая силиконовая лопатка. «Вот чёрт».

Он улыбнулся, и белые зубы сверкнули в отсвете свечей.

– Если ты хочешь сначала сделать мне блинчики, я не буду возражать.

– У меня нет ингредиентов, – невпопад ответила Урсула.

Где кухонные ножи? Грязные, наверное. Если подобраться к раковине, может, удастся взять нормальный нож, способный перерезать горло.

– Слушай, я вижу, что у тебя выдался плохой вечер. И я правда был бы рад тебе помочь, – он опустил руки с косяков и раскрыл глаза пошире, словно выражая искренность. – Но ты много лет назад взяла на себя обязательства, и сегодня твой восемнадцатый день рождения. Тебе надо лишь подписать контракт, и я уйду.

Снова это. Откуда он знал, что сегодня её день рождения? Урсула с ним не была знакома. Чёрт, да она не знала никого, хоть отдалённо похожего на него. В его голосе звучали странные нотки, отдававшие богатством и приватными клубами с трёхсотлетними барными стойками из красного дерева. Не совсем привычное для Урсулы окружение.

Она покосилась на плиту справа от себя. На ближайшей конфорке стояла грязная сковородка. Идеально для жарки сосисок или проламывания черепов, смотря по ситуации.

– Урсула. Тебе не надо бояться, – увещевал он, следя за ней изумрудными глазами. – Я пришёл не для того, чтобы вредить тебе.

Этот парень мог бы быть реально привлекательным, не будь он явным сумасшедшим. Урсула с притворной небрежностью положила лопатку на стол.

– Слушай, у меня был ужасный день. Я устала и хочу доесть хлеб, а потом сходить выпить с соседкой по комнате, которая вот вот придёт сюда, – она помедлила. – Между прочим, она огромная и смертоносная. Уверена, тебе куда нибудь надо. Советую тебе оставить меня в покое. Я бываю немного… непредсказуемой в моменты раздражения, и не хотелось бы, чтобы ты пострадал.

Он выгнул бровь.

– Непредсказуемой? Звучит интересно. Но, боюсь, я не могу уйти, пока не получу твою подпись. Для Эмеразель. Тогда уйду. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы я остался и позаботился о других твоих нуждах.

– Понятия не имею, что за Эмеразель. Но если ты здесь потому, что думаешь, будто я тебе что то должна за твою помощь в клубе, то не бывать этому. У меня ничего нет. У меня на электричество то денег нет. И даже на носки. Мой бойфренд бросил меня на прошлой неделе, а потом вообще уволил. Так что вдобавок к остальному дерьму я безработная. Я ем чёртов хлеб с маслом на ужин в день моего восемнадцатилетия. Так что если планируешь ограбить меня, вперёд и с песнями. Возьми, вон, лопатку. Возьми мои поношенные носки. Возьми плесневелую шторку из душа. Всё, что пожелаешь, – Урсула чувствовала, как её щёки горят от злости. – А потом уе*ывай на все четыре стороны.

– Я здесь не из за клуба, и я здесь не ради ограбления.

– Тогда кто ты? Извращенец какой то? – её тело распалялось, пульс учащался. Чистая сила хлынула по мышцам, и Урсуле хотелось что нибудь сломать. Если он собирался распустить руки, она его придушит.

Он развёл ладони в сторону, источая невинность.

– Урсула, ты не слушаешь. Я пришёл не для того, чтобы тебе вредить. Я здесь из за той треугольной метки, которую ты вырезала где то на своём теле – той, что даёт тебе огонь. Ты же понимаешь условия сделки, которую заключила, так?

«Мой шрам. Так он всё же видел меня без одежды».  В комнате как будто не осталось воздуха.

– Ты сказал, что отвёл взгляд.

– Так и есть.