Денис лихорадочно соображал, как быть. Наверно, лучше всего просто делать то, зачем пришел. Вести себя абсолютно спокойно. Но если Рапанова и Бондарева — одно лицо, тогда… тогда… тогда что? Тогда форменная каша получается… Денис представился и объяснил, что принимает посильное участие в розысках пропавшей девочки.

У Бондаревой-Рапановой лицо стало чуть напряженным — ровно настолько, как могло бы быть у человека, озабоченного исчезновением кого-то близкого. Она сказала, что последний раз видела Женю тут,

в клубе, она прочитала какой-то рассказ про НЛО. Сказала, что регулярно созванивается с ее отцом… Тут ее позвали к телефону. Она извинилась и отошла. Денис прождал ее с четверть часа. Потом прошел в бар, потом на кухню. Бондаревой нигде не было, она исчезла. Исчезла, черт побери! Денис со вздохом достал мобильник и стал звонить Турецкому — Александр Борисович должен был знать, что произошло.

В четверть десятого утра Турецкий приехал в МГППУ. Психолог оказалась тезкой его дочери, ее звали Нина Дмитриевна Коростелева, и была она вполне молодой и хорошенькой женщиной, лет тридцати двух, не старше. Впрочем, такое ощущение у Турецкого появилось еще во время телефонного разговора.

Коростелева быстро пробежала собственно дневниковые записи Жени Земляникиной — те, что девочка сунула в карман Турецкому. А вот текст, который Турецкий получил от сотрудника спеццивизиона Александра, она прочитала несколько раз. Потом попросила разрешения сделать ксерокс. Ксерокс она принялась читать снова, подчеркивая отдельные места карандашом.

Все это время Турецкий пил отвратительный горький зеленый чай. Без сахара и без чего бы то ни было. Собственно, ничего другого в кабинете Коростелевой не было, а отказаться помощник генерального прокурора счел неудобным, вот и мучился.

Наконец Коростелева отложила в сторону карандаш и сказала:

— Затрудняюсь сказать, что это такое.

— Замечательно, — буркнул Турецкий.

— Подождите, это еще не все. Похоже на мастер-класс практической психологии. Но… уж очень жестким языком написано.

— Что значит — жестким?

— Как инструкция. Директивным.

— Час от часу не легче. Может, это секта какая-нибудь? — предположил Турецкий. Собственно, эта мысль посетила его еще накануне, и добровольно отказываться от нее Александр Борисович был не намерен. Существование какой-то загадочной секты вполне объясняло бы странное поведение девочки. Да и ее исчезновение, кстати, тоже.

— Вряд ли, — покачала головой Коростелева — Секты обычно авторитарны. Там нет гуманитарных установок. Там есть явная или скрытая воля главнокомандующего. А здесь все же остается некий простор для творчества. Я бы сказала однозначно, что это какая-то новая психиатрическая разработка, если бы не один нюанс. Обратите внимание сюда. — Она показала длинным изящным пальцем.

Турецкий послушно перечитал:

— «Ложь и манипуляции являются разными механизмами, преследующими одни и те же цели — избежание изменения значимых отношений. Или агрессивное изменение значимых отношений». Ну и что? Я это уже, кажется, наизусть выучил.

— Все было б ничего, если бы не последняя фраза — вот это самое «Или агрессивное изменение значимых отношений». Без нее все выглядит просто некоей квалифицированной психологической лекцией. Но эта фраза меняет вектор возможного применения методики.

— Простите, но я ничего не понимаю, — сказал Турецкий, хотя это было не совсем правдой. В голове у него кое-что шевельнулось.

— Только не смейтесь, возможно, я скажу нелепую вещь…

Турецкий вздохнул:

— Моя работа дает немного повода для смеха, так что уж не обессудьте.