— Ладно, смейтесь, если вам от этого будет легче. Дело в том, что с этой фразой все резко меняется. Я бы сказала, что автор чихать хотел на пациента. Он концентрирует внимание на себе, точнее, на том, кому эти строки предназначены.

— На манипуляторе?

— Вот именно. Не говоря уж о том, что само по себе слово «манипуляция» — м-мм… не самое ходовое в лексиконе практикующего психолога, а тем более психотерапевта.

— Тогда такой вопрос, Нина Дмитриевна. Это не могут быть записки какого-нибудь дилетанта? Который, допустим, изобретает велосипед, но просто делает это в нестандартной форме.

— Исключено, Александр Борисович. — Возможно, ему это только почудилось — она произнесла его имя-отчество с едва уловимой иронией, словно бы в ответ на его собственное — «Нина Дмитриевна». — Исключено, — повторила она. — Формулировки здесь абсолютно чеканные. И… компетентные.

— Значит, все-таки и не секта? — вздохнул Турецкий.

— Совсем не похоже.

Турецкий еще помолчал и сказал:

— Смешного тут действительно немного. Как бы это все переварить — то, что вы сказали. Если я верно понял, получается страничка из руководства какого-нибудь Джеймса Бонда, а?

Она молча улыбнулась — совсем чуть-чуть, краешком рта. В сущности, они все обсудили, это было ясно. Но почему-то уходить Турецкому смертельно не хотелось.

— Как жаль, — сказал он, — что я не могу привезти к вам эту девочку, чтобы вы выяснили, насколько она здорова… — Тут он спохватился и рассказал о «боевом» прошлом Жени Земляникиной — о многократном «минировании» школы.

Коростелева слушала с интересом, не перебивала и вопросов не задавала. Турецкий с удивлением отметил это про себя — такие собеседники давно ему не встречались, а ведь это была «ее» тема, казалось бы, Коростелева должна встревать со своими ремарками то и дело. Отнюдь.

Когда Турецкий закончил, она сказала:

— Я совсем не убеждена, что это Женя просто так развлекалась. Видите ли, сейчас такое время… Репортажи по телевизору с мест разных трагедий привели к тому, что очень многие почувствовали себя участниками событий. Как результат — сильный посттравматический стресс. Сначала люди испытывают шок, затем как будто приходят в себя. Но у многих спустя два — четыре месяца стресс проявляется снова. Люди становятся раздражительными, плохо спят, у них развивается невроз. У простых людей реакцией на пережитый стресс может стать увеличение конфликтов взрослых с детьми. У неуверенных в себе сограждан развивается комплекс неполноценности. На уровне массовом это проявляется в ксенофобии, которая вообще является уделом слабых.

— Что уж тут о детях говорить, — пробормотал Турецкий.

— Совершенно верно. Такой «эпидемии» детских страхов, как за последние два года, в России не было еще никогда. Насмотревшись телевизионных репортажей о заложниках, травматической реакции подвержены оказались все. И дети особенно, потому что их психика более восприимчива к чужой боли. Ну и конечно, это приняло максимальные размеры после захвата школы в Беслане.

— Кажется, таких людей психологи называют вторичными жертвами?.

— Совершенно верно, — кивнула Нина Дмитриевна. — У большинства школьников «после Беслана» возникали всевозможные страхи, появлялись тревожность, нервозность, подавленность. Разумеется, это касалось в основном младшеклассников — так говорит статистика. Но я думаю, лишь потому, что в младшем возрасте дети откровеннее со взрослыми. Наверное, подростки чувствовали те же страхи.